Джек - страница 17

Через несколько минут ночной гость лежал на белой простыне и смотрел на Марину, потом на Павла, потом на Витю и тихо поскуливал.

– Паш, подвинь его к краю стола так, чтобы вода лилась на пол, – скомандовала Марина. – Витя, бери кружку и лей воду туда, куда я тебе буду показывать. Паша, не урони его.

Витя черпал холодную воду и лил на рваную рану под ухом и на лопатке, а Марина тампоном промывала засохшие места, пока не удалила всё лишнее. Вскоре весь пол вокруг стола был усыпан комками грязной ваты.

Щенок был чистым, теперь все раны были видны: часть кожи на голове возле уха сорвало дробью, ниже уха возле щеки была рваная рана. Порвана кожа на лопатке и на части шеи ближе к позвоночнику. Но самое пугающее было впереди. Марина приняла решение – часть уха придётся удалить. Пришить его животному не представлялось возможным, на это было много причин. Во-первых, этим должен заниматься опытный ветеринар, во-вторых, это волк! Как только доктор увидит зверя, он будет обязан доложить в соответствующие инстанции, а значит, его усыпят. Да и щенок сам сорвёт швы, если только ему не связать лапы. Но самая главная причина перекрывала все остальные – висящие лоскуты были уже давно отмершими, поэтому не смогли бы прижиться.

– Паш, подай ножницы…, – дрожащим голосом сказала Марина. Муж потянулся было за секатором, но одного взгляда на жену ему хватило, чтобы одёрнуть руку. Её губы дрожали, нервы уже были на пределе.

Поразительно, как такая хрупкая женщина, никогда раньше не сталкивавшаяся с кровью, всё это выносит. Павел невольно вспомнил, как частенько она приходила из своей библиотеки заплаканная, падала на подушку лицом и лежала так допоздна. Причиной этому могла послужить просто разорванная книга, которую вернул какой-то нерадивый сорванец. А тут такое… Павел притянул жену к себе и прижал её голову к груди, нежно поглаживая её темные длинные волосы.

– Ничего, родная.… Успокойся, хватит с тебя. Я сам, – успокоил он Марину, – ты отвернись на секунду. Вить, придержи его за лапы и закрой глаза.

Щёлк. Словно маленькая веточка попала под секатор, чуть дёрнулся волчонок и – тишина. Немного погодя все выдохнули с облегчением. Маленький зверь полностью доверил свою жизнь этим людям, поэтому расслабился и закрыл глаза. Сегодня его уже ничего не беспокоило. Он знал, что у него будет «завтра» если звери могут знать наперед.

Марина обработала чистые раны перекисью водорода и замотала бинтами. За дверью жалобно скулил Марти, словно просился на ночлег. Его так и не привязали с тех пор, как началась вечерняя суета с поисками Вити.

Павел бросил на пол свой старый овчинный полушубок, аккуратно положил на него волчонка и открыл дверь на улицу. Марти, словно спрашивая разрешения, посмотрел на хозяев, потихоньку поскуливая.

– Ну что, друг ты мой седой, заходи, – предложил Павел, – посмотри на нашего лесного соседа, да смотри не обижай.

Марти не заставил долго себя ждать, прыгнул через порог и тихо подошел к спящему волчонку, замотанному в бинты. Не дойдя пары шагов, он лёг на живот и вытянул лапы вперед. Медленно, почти незаметно, Марти подполз к полушубку, с жалостью глядя на беднягу. Пёс всё понимал, его глаза и брови стали похожи на домики, он положил голову на вытянутые лапы волчонка и лежал так до самого утра, охраняя покой забинтованного малыша.

-15-

В тот день, когда происходили эти события, Фёдор пил. С самого обеда он заливал в себя стакан за стаканом. Какой-то зверёк грыз его изнутри много лет, днём и ночью. От него не было спасения, никакие попытки изменить своё душевное состояние не давали желаемого результата. Женившись, он сделал себе только хуже, а когда родился Стенька, то он с радостью разбил бы себе голову, лишь бы не ощущать себя в этом мире, никаким, никак. Он не ощущал себя представителем ведомственной структуры, он даже не ощущал себя ничтожеством, которое было выплюнуто этим обществом, в котором ему суждено жить, вернее – ворочаться. В нём было зло, он его чувствовал каждой частицей своего тела. Его нельзя было сбросить, смыть водой или просто игнорировать – оно было внутри, в голове, в самой кости и оно росло.