«Митинг протеста!» – сообразила Маня, и решила было свернуть в лес на знакомую тропинку, напрасно она, поддавшись любопытству пошла вперед. Советовала же тетя Клава обойти митингующих. А теперь не получится, путь к следующей тропе пролегал как раз рядом с окой и митингующими. Маня поравнялась с машиной, поймала на себе укоряющий взгляд политика с плаката, со всеми поздоровалась и уже сделала шаг по направлению к тропе, чтобы продолжить путь, как услышала:
– Квадрокоптер сбросил бомбу на штаб в Севастополе! Запускали его с соседнего дома, а сигналы датчиков глушил один из замов главы города.
– Предатель, значит! – ахнула одна из женщин.
– Дурак значит! Особняк построил недалеко от штаба, место козырное. А домашние придумали глушилки поставить, чтобы никто не слушал, о чем там говорят…
– Посадят теперь небось.
Мужик посмотрел на женщину долгим терпеливым взглядом и начал лекцию. Он говорил о караульном уставе и политической грамотности солдата. Об ответственности за его действия начальника караула и начальника штаба. О том, что случай в Севастополе вопиющий, но морской парад отменили напрасно. Глава города совершил большую политическую ошибку, сам поддался панике, а враги аж захлебнулись от радости. Распоряжение на радость западу издал мэр, а он гражданский, город же, с таким объемом военной инфраструктуры и техники – это гарнизон. Ну как наш, только большой. И управляться он должен военными.
– Чтобы никакой гражданский чиновник, права табуретку поставить на улице не имел, без специального разрешения коменданта! – Рука говорившего поднялась вверх, замерла и напряженная выпрямленная ладонь хлестко рубанула воздух.
Высокий коротко стриженый мужчина спину держал прямо, после каждого предложения переводил взгляд на очередного слушателя. Как учитель в классе, который излагает материал и следит за тем чтобы внимание школьников было направлено только на тему урока. Фразы звучали коротко как истина в последней инстанции.
– Разберутся, виновных накажут, придурков уволят. Власть переменилась, либералам конец – теперь решают все военные и патриоты. У военных должен быть порядок! – Излагал свое политическое видение Войко. Владимир Афанасьевич, тот самый замполит, который и после 30 лет перестройки с перестрелкой не оставлял свой пост. Правда, теперь исполнял свою службу на общественных началах.
Маня проследила как кран замахнулся на дом в очередной раз, и гадала успеет замполит закончить фразу до грома очередного удара, или нет. Успел.
– А с нашим гарнизоном что теперь будет – вон громят все. И штаб развалили, и продовольственный склад? – Спрашивали из толпы.
– Держаться будем! – Озвучил решение замполит. Помолчал и добавил, – Коммунисты мы или нет?!
Народ загудел, и Маня поняла надо уходить. Она не вступала в ряды КПСС, и в числе ее многочисленной родни никто не обзавелся членским билетом. Правда вполне мирно сосуществовала с коммунистами, брала у многих интервью. Даже у нынешнего президента, когда тот работал под Собчаком в Питере, и у Матвиенко тоже, в боевые комсомольские времена Валентины Ивановны. Карьера в те времена прилагалась к партбилету, а идейные Мане не встречались.
Петляя по тропинке, Маня удалялась от почты, и приближалась к жилому дому, куда перед школой родители привезли Глеба. Еще две недели назад он крепко стоял на фундаменте, правда без окон и в плотном окружении кустарника. А теперь превратился в груду разбитого кирпича. Ей было жалко дом. Ну по какой такой важной причине разбивают полуметровые стены из добротного красного кирпича?
