– Они как будто следят за нами, – заявил начальник охраны.
– Не многие живописцы обладают даром передать на картине живой взгляд. Но Семе это всегда удавалось. Единственное, что оживало под его кистью, были глаза.
Лавров встал и принялся более внимательно изучать написанные акварелью и маслом женские лица. Некоторые из них повторялись в разных ракурсах, в разной цветовой гамме.
– Ты можешь отличить его прежние работы от нынешних? – обратился он к Рафику.
– Легко, – откликнулся тот и подошел поближе. – Раньше мазок Артынова был робким и слишком аккуратным, краски усердно подбирались и смешивались, но не производили должного эффекта. Сравни! Вот и вот…
Он указал на повторяющееся лицо юной красавицы с тонкими чертами и копной смоляных волос. Лавров одобрительно хмыкнул. Девушка выглядела потрясающе, хотя и бледновато.
– При этом Сема как бы подражал Врубелю, – добавил художник. – С таким-то вялым мазком! В общем, полный аут. Манера Боттичелли ему больше подходит.
Бывший опер ткнул пальцем в чернявую красотку.
– Артынов влюблен в эту натурщицу?
– Был влюблен, – кивнул Рафик. – Он много и увлеченно писал ее, но шедевра, который остался бы в веках, как видишь, создать не удалось. Потом они расстались.
– Девушка жива?
– По крайней мере я не слышал о ее смерти. Ее зовут Эмилия Ложникова.
– Значит, не все, кто позирует Артынову, обречены на гибель? – поддел художника Лавров.
– Во-первых, тенденция уже наметилась, – возразил тот. – Во-вторых, в ту пору Сема еще…
– …не якшался с сатаной? – улыбнулся товарищ.
Рафик насупился и замолчал.
– Ладно, извини.
– Сам сравни, как он писал тогда и сейчас! – горячился Грачев. – Контраст разительный. Неужели не видно?
– Я не эксперт в живописи. Что произошло после их разрыва?
– Эми вышла замуж, Артынов спустя пару лет тоже женился.
– В отместку?
– Нет. Просто ему понадобился кто-то, на кого можно опереться, поделиться болью. Кроме того, выживать вдвоем было легче. Жена Артынова работала декоратором в театре, получала неплохую зарплату. Они сняли квартиру, некоторое время были счастливы.
– Значит, Артынов женат?
– Разведен. Два творческих человека редко находят взаимопонимание.
– Я думал, наоборот, – искренне удивился Лавров.
– В богемных кругах прочные семейные узы скорее исключение, чем правило. Искусство – особый мир, и каждый ищет в этом мире собственный путь. К сожалению, пути у разных людей не совпадают, – печально констатировал Рафик. – Светлана упрекала мужа, что тот сидит на ее шее. Он критиковал ее профессию. Дескать, она зарыла свой талант в землю, променяла вдохновение на тридцать сребреников. В пылу ссор Сема называл жену мазилой. Декоратор, мол, себе не хозяин, он творит в рамках, определенных содержанием пьесы и волей режиссера. Света обижалась, ссоры переросли в скандалы, и в конце концов Артыновы развелись.
– Как давно?
– Около двух лет назад. Расстались лютыми врагами. Сема до сих пор слышать о Свете не может без содрогания. Они растоптали самолюбие друг друга, а такое не прощается.
– Н-да…
Лавров решил проверить свою интуицию, ища среди женских лиц на стенах образ Светланы Артыновой, но сдался и попросил помощи у Рафика.
– Сема жену не писал, – ответил тот.
– Почему?
Бывший одноклассник пожал узкими плечиками.
– У каждого мастера свои причуды. Дуновение Музы легко спугнуть, она ревнива, как любящая женщина.
– К другим натурщицам Муза не ревнует? – усмехнулся Лавров. – Только к женам?
