Джунгли мегаполиса - страница 2



У Жоры была масса возражений по этому поводу. К тому же он сам долгое время занимался как легальной, так и нелегальной коммерцией, знал, что такое бизнес, и что почём стоит, и в теперь сам посылал людей на задания и платил им за это деньги, когда большие, когда не очень, когда не платил вовсе.

Поэтому, выдержав длительную паузу, он сказал:

– Мне кажется, что мы не рассчитались ещё по старому делу.

Зверь покривился, сделал такую гримасу, как будто зубной болью у него свело сразу же половину всех зубов, но промолчал, хотя ощущалось по шумному дыханию, как нелегко ему это даётся.

– Мальчик, да стал крутой? – процедил он сквозь зубы, распевая слова на одесский манер.

– Нет, дядь, я просто поумнел, – тыкнул в его сторону указательным пальцем Жора. – Прошлое дело было немного дороже, чем вы мне заплатили. Я оказался не таким дураком, чтобы не понять, что за документы выкрал тогда, и кто, и что после этого на них заработал.

Зверь долго молчал, ссутулившись не то от усталости, не то от груза неприятного открытия, но всё же заговорил:

– Жорик, плачу за откровенность откровенностью и хочу сказать тебе, что ты должен был бы давным-давно гнить в земле!.. Если бы у меня был другой такой Жорик, – он шумно, с астматическим присвистом вздохнул, развёл руками и неестественно широко улыбнулся, словно оскалился. – Ну нет у меня другого такого понятливого, сообразительного и при этом смелого, находчивого, во всех отношениях готового для драки Жорика! Нету!

– Вы немного преувеличиваете мою оценку, – запротестовал Жора, задетый лестью, но не желающий купиться на неё, позволить обольстить себя до конца. К тому же он был теперь человеком дела и не собирался работать бесплатно. – Я уже давно отошёл в другую сферу деятельности и сильно потерял в спецназовских качествах. Растолстел, размяк, обленился. Жир вместо прежних мускулов – вот расплата за удовольствия жизни…

Зверь положил на плечо свою костистую, тяжёлую руку:

– Жорик! Я всё прекрасно знаю. Не ври мне. И поверь, что это дело надо сделать. Ты же знаешь, я не беспокою тебя по пустякам, я ценю твой уровень, тебя самого. Пожалуйста! Никто в этом городе не может больше сделать этого, кроме тебя. Поэтому я здесь. Вспомни, что когда-то, когда тебе было очень трудно – я-то отлично это знаю, – я пришёл к тебе на помощь и поднял тебя из грязи. Теперь ты один из тех, кого знаю в городе, кого здесь уважают, с кем считаются и кого боятся. Подумай, кем бы ты был, если бы я не протянул тебе тогда руку помощи? Кем бы ты был сейчас?!

Жора задумался. Он не был сентиментальным, но слова Зверя всё-таки подействовали на него, пробудили в нём что-то подобное остаткам совести, которые ещё можно было расшевелить.

Впрочем, им так же завладело тайное опасение, что Зверь в случае отказа может сделать что-то такое, от чего его благополучие рассеется как дым. Хотя затрапезный вид гостя не давал повода так думать, однако Жора, который привык доверять своей интуиции, на этот раз также решил действовать так, как ему подсказывает что-то внутри. Наверняка у этого некогда могущественного человека остались какие-то тайные рычаги влияния. Иначе, вот так просто, без какой-либо платы он не просил делать серьёзные дела. Что-то всё-таки осталось про запас у Зверя, какой-то тайный камень запазухой. По другому не получалось. Вряд ли бы он пришёл, не имея запасного хода на случай Жориного отказа, какого-то тайного козырного туза в рукаве, который бы побил всю Жорину игру прошедших лет одним разом. Не мог такой могущественный прежде человек потерять власть в одночасье. Что-то у него осталось про запас. Иначе и просьбы никакой бы не было. Зверь просит делать только большие серьёзные дела, а человек, который это просит, не может быть вне игры, не может не быть при какой-то власти. Быть может весь его теперешний вид просто маскарад, розыгрыш, проверка на вшивость. Откажись сейчас Жора, и кто знает, что с ним будет через некоторое время. Зверь – человек, который не будет шутить. И он пришёл к нему не с паперти и не с протянутой рукой. Если он говорит, что на этот раз платы не будет, значит действительно считает, что прежде заплатил ему более, чем достаточно.