Услыхав про Фому, хорёк чутка подрастерял спесь и сделался более открыт к общению:
– С Кадома ведём, если уж так интересно. А примечательного не видали ничего.
– С Кадома, говоришь?
– Какие-то проблемы?
– Ни малейших. Просто, странно это. Я слышал, Кадом у Навмаша под крышей, а тут вдруг такое. Давно ли всё поменялось?
– Не менялось ничего, – потрепал хорёк переминающуюся с ноги на ногу кобылу по холке. – Эти суки хитрожопые дань не шлют. Ну бригадир и дал им неделю сроку, а нас послал заложников взять, чтоб шевелились живее.
– Как интересно. А в чём же причина задержки?
– Да мне похуй в чём. Моё дело – приказы выполнять, а не в отмазах гнилых разбираться.
– Справедливо. Что ж, не смею более задерживать, доброго пути.
– И вам не помереть.
Я вернулся к машине и забрался в кабину.
– Что, так их и оставим? – поинтересовался лейтенант, провожая вереницу заложников сочувственным взглядом.
– Нет, конечно. Сейчас приотпустим чуток, а потом Оля разложит свою шайтан-трубу и поснимает негодяев одного за другим. Погрузим бабёнок в кузов, привезём в Кадом родной, на радость мужьям да детишкам малым. А там уж нас отблагодарят, пировать будем трое суток без передыху, герои ж, хуйли. Хотя, возможен и другой вариант – Семипалый пришлёт айнзацкоманду и зароет живьём каждого десятого селянина. И будет это не через трое суток, а завтра. И защитить их будет некому. И, зная об этом, встретят нас в Кадоме не хлебом-солью, а пулями да картечью. Но то уже детали, не забивай себе голову, едем.
Чем дальше на юг, тем гуще становилась молодая поросль деревьев, знаменуя передачу власти из сухих тощих рук пустоши в могучие длани уже показавшегося на горизонте леса. Ряды осин пополнили берёзы и сосны. Два первых представителя местной флоры легко гнулись под гнётом ЗиЛа и хлестали по днищу своими беспомощно тонкими веками, а вот сосёнки приходилось объезжать. Эти лохматые коренастые мерзавки стояли насмерть, сильно затрудняя наше продвижение. Временами приходилось останавливаться и браться за топор, так что к лесу мы подъехали уже затемно.
– Протиснешься? – спросил я, оценивая невеликую ширину просеки, уходящей из светового пятна фар в непроглядную для людских глаз черноту.
– Думаю, да, – кивнул Павлов, – если дальше не хуже.
– Вроде одинаково. Ну, давай помалу.
ЗиЛ рыкнул и покатил в негостеприимную чащобу, перепахивая колёсами тележную колею под аккомпанемент ломающихся веток.
К ночи ближе заметно похолодало. Печка в кабине работала говённо, если вообще работала, и я даже позавидовал Станиславу в кузове, забравшемуся под брезент.
– Оля, двигайся поближе. Чего к холодной двери жмёшься?
– Обойдусь, – не оценила она мою заботу.
– Так и простыть можно. Ну как знаешь.
– Не пойму, что с ним такое, – покрутил лейтенант регулятор обогревателя.
– Да забей. Меня хвори не берут, а нашей королеве и так сгодится.
– Вообще-то тут ещё и я сижу, – эгоистично возразил Павлов и продолжил вращать регулятор, держа руль одной рукой и искоса поглядывая на просеку. – Работай, кусок говна.
– Бля!!! – инстинктивно вскинул я руки в попытке уберечь голову от летящего в неё предмета. Тот появился из ниоткуда, саданулся о передок машины, подлетел и, прокатившись по капоту, свалился за левое крыло.
– Что это было?! – резко тормознул лейтенант.
– Нагнись! – придавил я Павлова к рулю, шаря стволом АПБ поверх его затылка.
– Какого хера творится? – недовольно поинтересовался из кузова Станислав.
