Девушки послушно спрятали лица за тонкими покрывалами, а Фотиния украдкой перекрестила обеих – от сглаза, должно быть.
* * *
Так они и стояли на стене, пока последний готф не вошел в город, после чего все спустились вниз и вышли за ворота вместе с сестрой Эгерией. Насмерть перепуганный послушник-проводник стоял, прячась в зарослях чертополоха вместе с осликом: он тоже подумал, что в город вошли эфталиты, только не мог понять, почему же им открыли ворота и впустили без боя? Ему очень хотелось убежать и увести ослика, а ну как эти варвары жрут ослятину? Однако без Эгерии уйти он никуда не мог, это означало бы нарушить послушание. Так он и сидел в кустах, вздыхая, терзаясь и колеблясь между страхом и долгом. Но вот он увидел паломницу выходящей из ворот и радостно бросился к ней. Эгерия посмеялась его страхам и объяснила, что это пришли не враги, а защитники. Но он все равно торопил ее: «Эфталиты или готфы, а все одно от них лучше держаться подальше! Давайте уж пойдем поскорее в монастырь, там нас давно ждут!» Пришлось провожающим проститься с чудной паломницей и вернуться в город, а Эгерия села на ослика и потихоньку, то и дело оглядываясь на стены города и крестя его на прощание, поехала через мост, вслед за торопливо шагающим проводником.
* * *
– Какой сегодня был длинный, интересный и удивительный день, мама, – сказала Евфимия, переплетая на ночь косы. – Но так хочется спать!
– Вот и ложись, моя усталая ласточка, – ласково сказала София, обнимая и крестя дочь на ночь. Самой ей еще надо было отдать на завтра распоряжения кухарке и служанкам, хотя больше всего ей хотелось поскорей добраться до постели и уснуть: да, день сегодня был длинный и столь насыщенный событиями, что даже и она, обычно неутомимая, изрядно устала…
Но день еще не кончился. От ворот прибежал сторож и сказал хозяйке, что к ней явился стратилат[37] Аддай и просит принять его по срочному делу.
Городом Эдессой помимо царя управлял Совет десяти – ему подчинялись чиновники, а военными делами управлял стратилат; вот он и посетил Софию, чтобы сообщить ей неприятную новость. В связи с тем что стоящий в городе гарнизон пополнился готфами, на многих граждан, доселе по тем или иным причинам освобожденных от воинского постоя (София была освобождена от этой повинности и как вдова, воспитывающая дочь, и как уважаемая служительница церкви), отныне тоже распространяется эта всеобщая повинность, и ей придется принять на постой прибывших на подмогу готфов.
София твердо решила ни за что на эту повинность не соглашаться. Она давно и близко знала стратилата Аддая, всеми в городе уважаемого человека. Она приняла его в атриуме, велела служанкам принести вино и фрукты для гостя, надеясь в беседе склонить его на свою сторону. Гость от вина и фруктов отказался, хотя присесть соизволил.
– Госпожа София! Ты знаешь, какими близкими друзьями мы были с твоим покойным мужем, купцом Фотием, и догадываешься, что я никогда не решился бы потревожить твой дом, если бы не крайняя необходимость. Я и пришел к тебе, госпожа, по поручению Совета, чтобы напомнить о хрисагире[38].
– Господин Аддай, – начала София, – я уже шесть лет как стала диакониссой, за это время я трижды выплатила хрисагир со своего имения и с лавок, оставленных мне мужем. А между тем в законе сказано, что от уплаты хрисагира освобождаются «врачи и всяких наук учителя»: не относятся ли обучающие молодежь Слову Божию диакониссы к учителям?
