Соня
Я стояла перед входом в палату и не знала, где взять в себе силы и открыть эту злополучную дверь. Словно, открыв её, я попаду в настоящую преисподнюю. Моё сердце бешено билось, словно я пробежала десять тысяч километров, не меньше, а руки мелко дрожали.
Я пыталась успокоиться и взять себя в руки, но получалось плохо.
С губ сорвался шумный выдох. А руки сжала в кулаки, впиваясь ногтями в кожу ладоней, чтобы прийти в себя.
Вчера весь день мы с Полей провели на свежем воздухе. Погода была замечательной, что не могло нас с дочкой не радовать. Поход в зоопарк, катание на каруселях, поедание сладкой ваты. А вишенкой на торте стало детское кафе, где мы заказали вредную еду и уплетали её за обе щёки.
А вечером обнявшись смотрели мультики, после которых я уложила дочку в кроватку, которая, так и не досмотрев, уснула на моих коленях. Малышка сопела, подложив одну крохотную ладошку под щёку, сладко спала.
Я ещё какое-то время смотрела на неё, заправив светлую прядь за ушко, а потом, поцеловав в макушку дочку, ушла на кухню. Долгое время потом не могла уснуть.
Меня терзали мысли, которые не могла выкинуть с тех пор, как произошёл разговор с друзьями. А если быть точнее, то намного раньше – с той самой минуты, когда узнала, что в стенах клиники находится мама Егора. И когда позавчера ночью мы с ним столкнулись.
Я металась из стороны в сторону, не зная, как быть и что делать. Но мне отчаянно хотелось помочь этой женщине несмотря на то, что она причина нашего разрыва с Егором. Причина того, что Полина растёт без отца. Но я не желала Виктории Викторовне зла и не хотела, чтобы с ней что-либо случилось.
Знала, что будет плохо Егору. А я не хотела, чтобы ему было больно. Да и к тому же она какая-никакая, но бабушка моей дочки. И я не могу так просто это оставить. Я должна хоть как-то помочь.
Сначала я, конечно, поинтересовалась у Глеба Семёновича, как состояние пациентки Свободиной и можно ли её навестить. Он заверил меня, что она в сознании, состояние стабильное, операция действительно прошла успешно, но теперь всё зависело от неё самой. Впрочем, то же самое он говорил мне и до операции.
Сделав глубокий вдох, я решительно взялась за ручку двери, опустила её вниз и вошла в палату.
На больничной кровати лежала женщина. Её взгляд был устремлён в окно, где сегодня светило ясное солнце, и на ясном голубом небе не было ни одной тёмной тучки.
Мой взгляд прошёлся по лицу женщины, отметив, что она почти за эти пять лет не изменилась. Если только прибавилось морщинок и бледности, и вид был измученный от болезни. Сердце кольнула жалость, внутри поселилась тревога за мать Егора. Я должна с ней поговорить. Вразумить её, чтобы она начала бороться за свою жизнь.
У неё есть для кого жить. Муж, Егор, другие дети, наверняка внуки. Да и Полина тоже. Она её бабушка, хоть и не знает о ней. И я не могу не попытаться с женщиной поговорить.
Сделав глубокий вдох, приоткрыла сухие губы:
— Виктория Викторовна, здравствуйте! — мой голос дрожит, выдавая моё волнение.
Женщина вздрогнула и повернула ко мне голову, встречаясь со мной своим потухшим взглядом. Вмиг её глаза расширились от шока. Нет сомнений – узнала. Хоть и прошло не так мало времени.
— Соня, — дрожащим голосом прошептала мама Егора.
— Да, — кивнула. — Это я. Здравствуйте! — я мягко улыбнулась Виктории Викторовне. — Как вы себя чувствуете? У вас ничего не болит?
