Единственная для Сурового - страница 12



Моё сердце резко подскочило вверх, я покосилась на стрелку спидометра, быстро ползущую вверх.

Я не любила езду на больших скоростях, но Руслан торопился и не собирался интересоваться моим мнением и состоянием, сказав лишь:

— Меня ждёт Суровый. Меня, а не тебя. Именно поэтому я отвезу тебя в свой дом. Будешь находиться там, пока мы не решим, что с тобой делать. Бежать даже не пытайся. Мой дом очень хорошо охраняется. Я не позволю тебе скрыться… 

 

 

12. =12=

=12=

Глава от лица героя Суровый

— Где Настя?

— В доме. У меня в доме, — дополнил ответ Руслан. 

Руслан прошёлся  по просторной палате, заметно переживая и нервничая. Часть его тревоги передалась и Суровому, сделав и без того плохое настроение ещё более мрачным.

Больше всего Суровому не нравилось чувствовать себя ненужным, ни на что не пригодным и неспособным даже задницу подтереть, не говоря о большем. 

— Что с девчонкой? 

Он прикрыл глаза, с трудом подавив судорожный вздох. Потому что даже такое простое движение, как открыть и закрыть глаза, становилось причиной сильнейшей боли, агонии во всём теле.

Кожу под бинтами жгло, как будто он до сих пор горел, находился в жарком пламени. 

Суровый не знал этого точно, что происходило. Его сознание просто отключилось в момент удара. Но его тело знало больше, чем он сам. Оно сохранило память о произошедшем. Такую память, которая навсегда оставит шрамы на его теле. 

«Если, конечно, он раньше не сгниёт заживо!» — как-то совсем мрачно подумал Суровый. 

Но он всегда предпочитал смотреть правде в глаза и не убегать от реальности.

Сейчас реальность была такова, что он был забинтован почти целиком. Руки, ноги, тело. Кажется, даже голова была забинтована, и он смотрел на мир через узкие прорези.

Руслан почему-то проигнорировал его вопрос о Насте и Суровый разозлился. Он не привык, чтобы его игнорировали. Он задал вопрос, очень важный. Тот, что интересовал его даже большем, чем собственное выживание. 

Суровому необходимо было знать, где находится Настя, всё ли в порядке с ней и с ребёнком…

— Ты глухой, что ли? — прокаркал сиплым голосом, удивившись, как звучит его голос. 

— Не глухой. Но не знаю. Стоит ли тебе сейчас напрягаться, — с сомнением ответил Руслан, посмотрев на Сурового пристальным взглядом. 

— Я не напрягаюсь ни капли. Я лежу. И, кажется, ещё долго буду лежать, так?

Руслан покачал головой. 

— Знаешь, здешние врачи уже сделали всё, что могли. Они прооперировали тебя, а дальнейшее стоит доверить зарубежным коллегам. Я уже созвонился с клиникой в Германии. Они выхаживают даже самых сложных ожоговых больных, с большим процентом повреждения кожи. У тебя не самый сложный случай. Ожоги средней тяжести и не по всему телу. Но пересадка кожи в некоторых местах всё-таки необходима. Поэтому я думаю, что тебе стоит сосредоточиться на выздоровлении и не думать ни о чём другом. Всеми делами я могу заняться сам. 

— Разве я спрашивал тебя о делах? Я спросил тебя о девушке, которая вынашивает моего ребёнка. 

— Это ещё надо проверить. От тебя ли она залетела. 

Суровый бешено и со злостью посмотрел на Руслана. Ему хотелось обматерить брата, обложить его так, чтобы у того уши в трубочку свернулись. Но в то же время он неплохо знал Руслана и знал, что без причины тот бы не стал ни тянуть резину, ни возводить напрасные обвинения.

Неужели с Настей что-то нечисто?

Эта мысль отозвалась болью где-то внутри. Даже не в сердце, но глубже. Медленно, но неумолимо боль расширилась на всё тело.