— Но не сама же ты все это собиралась съесть?
— У меня есть холодная, — намекнула я, кивнув на огромный стальной ящик, снаружи обитый деревом. Внутри же царила вечная зима, обеспечивал которую маленький плоский кристалл, вделанный в пол ящика.
Намека Барон не понял. Он, кажется, вообще не понимал, что некоторые люди предпочитают готовить впрок. Впрочем, что он мог знать о людях и о готовке? Что он вообще знал о скучном быте простого смертного?
— Родная…
— Меня зовут Шелла, — перебила его я. Просто взяла и перебила. И даже не умерла на месте от страха или его ярости.
— Хорошее имя, — снисходительно согласился он, — но значения не имеет.
— Это еще почему?
— Потому что вы, люди, крайне хрупки и недолговечны. Мне нет смысла запоминать твое имя, ты все равно умрешь лет через сорок.
Звучало это в высшей степени жизнеутверждающе. Раз Барон уже решил, что я умру через сорок лет, значит, убивать меня не планирует… а то, что бабка моя по материнской линии была ведьмой и родство с ней мне жизненный срок изрядно увеличило, ему знать вовсе не обязательно.
— Чему ты улыбаешься? — ворвался в мои оптимистичные мысли голос Высшего.
— Просто так, — пожала плечами я. — Захотелось.
Объяснение Барона удовлетворило, он лишь снисходительно фыркнул:
— Женщины.
Обычный ужин должен был бы завершиться мирным чаепитием и парочкой пирожных, что я по традиции покупала в пекарне на перекрестке.
Замечательные пирожные!
И Высшему они точно понравились, уж очень довольное лицо было у Барона, когда он доставал из коробки третью песочную корзинку с ягодным кремом.
Способная единолично опустошить такую вот коробочку с шестью пирожными за неполный час, я лишь с умилением любовалась аппетитом чудовища. Он выпил шесть чашек чая, съел четыре пирожных и, по идее, должен был бы отбыть по своим делам, сытый и довольный жизнью. А вместо заветного: «Ну, я пошел. Еще увидимся» — я услышала нетерпеливое:
— А теперь иди сюда, — отставив пустую чашку, Барон похлопал по колену, призывая меня, видимо, расположиться на нем. — Пришло время десерта.
— Так вы… уже.
Меня одарили снисходительной улыбкой и повторно похлопали по колену.
Я на него свои любимые пироженки потратила в надежде на спасение, а он их даже в расчет не взял! Десерт ему подавай…
— Дорогая, не вынуждай меня подниматься, — Барон все еще был устрашающе дружелюбен, но в голосе его проскользнули какие-то невероятные угрожающие нотки, заставившие меня мгновенно подскочить и броситься к нему. Затормозила я прямо перед Высшим, с трудом подавив порыв упасть ему на колени.
— Ну? — на меня смотрели выжидающе. И пожалуй, только сейчас я заметила, что зрачок у него совершенно обычный. Черный. Благодаря чему можно было разглядеть цвет радужки — очень темной, но с явным синеватым отливом. В памяти почему-то всколыхнулось воспоминание о моей самой первой, самой сильной и страшной грозе, запомнившейся на всю жизнь.
Тот солнечный день незаметно быстро поглотили сумерки, а синеву безоблачного неба затянули тяжелые низкие тучи. Мне тогда было всего шесть лет, и непогода застала меня на реке… И, глядя сейчас в глаза Барона, я видела то небо и почти чувствовала, как сильный ветер треплет волосы, как рвет платье и хлесткими пощечинами стегает по лицу. А в ушах гудел первый густой раскат грома, такой могучий и грозный…
Я тряхнула головой, быстро смаргивая вставшую перед глазами картину.
