Её другом был безмолвный бюст - страница 20



Витька пролежал в больнице около трех недель. У него было достаточно времени для анализа ситуации и принятия решения. Он задавал себе один и тот же вопрос снова и снова, но каждый раз не мог дать внятного ответа. Почему именно летчиком должен стать? Свобода, масштаб, мир с высоты птичьего полета? Да, такое точно помнит. Несмотря на то что прошло практически два года с момента начала учебы, Витька понял: мечта летать на самолете была обусловлена банальной попыткой сбежать из своей захолустной деревушки и только. Лишь бы не стать заложником этого окруженного со всех сторон лесом места. Лишь бы не ограничить мышление однообразием и размеренностью жизни в деревне, где из каждого человека словно выкачали все силы бороться. Он ощущал, что большой мир его зовет, обязывая оценить своими глазами все великолепие, накопленное таким трудом, а просиживать время впустую считал страшнейшим преступлением.

За время, проведенное в больнице, молодой человек полностью охладел к старой мечте. Зажечь былой огонь в сердце к самолетам не помогло даже прокручивание в голове подвига Маресьева, которого считал своим кумиром долгое время. Он четко понимал: для достижения его истинных желаний можно и по земле ходить, да и не особо геройствовать. Оставалось дело за малым: придумать иное занятие, которое бы в перспективе приносило достойное вознаграждение, при этом оставляя достаточно времени на путешествия по свету. Каких-то ярко выраженных талантов за собой ранее не замечал, поэтому, пока тело было приковано к койке, перебирал всевозможные варианты для выбора оптимального направления собственной, льющейся через край, энергии.

После выписки еще с загипсованной ногой и на костылях решил ненадолго вернуться в деревню для полного восстановления сил, решив до этого все формальности с летным училищем. Дома его встретили радушно, окружив заботой, однако факт, что бросил учебу, приняли холодно, даже спорили с отцом пару раз на эту тему. В их жизни все было проще, не было совершенно места для метаний и сомнений, поэтому принять Витькину позицию, несмотря на все объяснения, так и не смогли.

Наступил и тот момент, когда сыну рассказали о смерти деда Агапа и оставленном письме. Это стало вторым серьезным ударом для и без того хрупкого мира. Нет, он не заплакал, смысл распускать сопли, еще с детства привык скрывать большую часть своих чувств, а здесь, в условиях выстроенного из критики барьера, больше замкнулся в себе. Забрав послание, на костылях вышел из дома и направился к лесу, где знал каждую тропинку. Нога периодически ныла, но он мужественно продолжал идти, только бы подальше ото всех.

Добравшись до давно упавшего дерева, Витька уселся на него и достал из кармана брюк конверт. В углу аккуратно карандашом было написано «Не вскрывать. Отдать в руки Витьке». Какое-то время молодой человек не решался открыть его, а просто смотрел в никуда, мысли витали в прошлом. Смерть не касалась до этого момента тех, кто был дорог, поэтому уход этого радушного старичка, с которым он провел столь много времени, ранил очень глубоко. Вздохнув, он оторвал осторожно полоску по короткой стороне конверта, чтобы не задеть содержимое, и вытащил тетрадный листок, исписанный карандашом:

«Витька, если читаешь сей письмо, значит, уже помер. Не переживай особо, такое случается, поэтому был готов, да и пора давно уж было на тот свет отчаливать. Начиркать решил тебе после той нашей встречи, когда сидел у меня и восхищенно рассказывал про свою учебу. Знал бы, как радовался, еле слезы сдерживал, хотя негоже мужикам реветь.