Глава 7: Взгляд на убийцу
Квартира Ариона снова превратилась в его рабочий кабинет. На полу, на столе, на подоконнике – везде лежали фотографии с мест преступлений, схемы, выписки. Воздух снова стал плотным от напряжения и запаха холодного кофе. Он не мог остановиться. Диалог, который убийца начал с ним, требовал ответа. Он должен был понять его язык, его грамматику, чтобы предугадать следующее слово.
Он стоял у большой пробковой доски, которую достал из кладовки. На ней висели фотографии. Улыбающееся лицо Анны Кравцовой. Уверенный взгляд Маргариты Власовой. А рядом – фотографии их мертвых инсталляций. Семейный ужин. Колыбель с младенцем. И увеличенные снимки двух маленьких, сломанных и починенных вещей: руки манекена и оловянного солдатика.
Арион смотрел на все это, и из хаоса деталей постепенно вырисовывался портрет. Не лица. Сути.
Он взял маркер и начал писать на листках бумаги, прикрепляя их к доске.
НЕ ПСИХОПАТ. Психопат импульсивен, он получает удовольствие от страха жертвы, от самого процесса насилия. Здесь же насилие – лишь инструмент, предварительный этап. Аккуратный, безличный, как анестезия перед операцией. Смертельная доза снотворного. Это не про ярость. Это про контроль.
ПЕДАНТ. ПЕРФЕКЦИОНИСТ. Идеально накрытый стол. Идеально убранная детская. Все на своих местах. Каждая деталь продумана. Он не просто убивает, он творит, создает свой идеальный, стерильный мир. Этот мир должен быть безупречен. Любая ошибка, любой сбой для него невыносимы.
ОДЕРЖИМОСТЬ ПОРЯДКОМ. Его главный враг – хаос. Хаос живой жизни. Разводы, ссоры, отсутствие детей, карьера вместо семьи – все это для него поломки, трещины в мироздании. Он видит себя не убийцей, а санитаром. Хирургом. Тем, кто исправляет эти поломки. Он ампутирует живое, чтобы заменить его мертвым, но зато предсказуемым и вечным протезом.
МИССИЯ. Он не сомневается в своей правоте. Он действует с уверенностью пророка или мессии. Он не просто убивает «неправильных» женщин. Он дарит им то, чего, по его мнению, им не хватает. Он «спасает» их от их несовершенной жизни, помещая в свою идеальную, застывшую вечность. Это его дар. Его благодеяние.
Арион отошел от доски. Портрет был готов. И он был страшнее любого образа маньяка в маске. Это был портрет тихого, методичного, абсолютно уверенного в своей правоте безумца. Человека, который, возможно, живет по соседству, вежливо здоровается, аккуратно одет и никогда не повышает голоса.
И последнее. Ключевое. Арион написал это большими буквами на отдельном листке и приколол в самый центр.
ТЯГА К МЕРТВОМУ (ТАНАТОС). Это было ядро его личности. Он не любил живое. Живое – это беспорядок, боль, страдания, перемены. Он любил мертвое. Застывшее. Неизменное. Манекены, куклы, старые игрушки. Их можно расставить, как тебе хочется. Они не предадут, не уйдут, не заплачут. Его мир – это мир тотального Унхаймлихе. Мир, где жизнь – это болезнь, а смерть – это выздоровление. Это высшая форма порядка. Гармония кладбища.
