Внезапно музыка прерывается, и включается звонок. Маша смотрит на экран. Пока идут гудки, она думает, и видны на лице сомнения и желание избежать разговора, но она все же нажимает на кнопку телефона на руле. Салон машины наполнился громким мужским голосом. Маша вдруг представила себя в пещере, сидящей на земле, держа в руках кувшин, из которого поднялся огромный джинн.
– Маша, Маша! Ты знаешь, что, когда ты вчера в очередной раз сорвала съемки, то я – зафиксируй эту мысль в своем сознании – в очередной раз понес убытки?! – Было хорошо слышно, как этот сердитый и требовательный голос, такой знакомый, жесткий и ехидный, с каждым словом переходил в злость. – Я…
– Лева, милый, ну зачем ты так сердишься? – Маша оборвала грозный поток лавины гнева. – Да, я психанула, когда они ничего не смогли мне предоставить, чтобы я смогла настроиться, войти в образ…
– Ты понимаешь, что так нельзя работать? – Теперь голос резко обрывает ее саму. – Что это не просто свинство с твоей стороны, это разорительно дорого, в конце концов непрофессионально!
Маша закатила глаза, но не настолько, чтобы не следить за дорогой. Она в это мгновение представила себя на экране. Это выглядело супер как эффектно. В любой ситуации оставаться актрисой, оставаться в образе! Быть звездой! Ты Маша Жарова, и тебе на все наплевать, как любила она повторять, оказываясь снова, скажем так, в неприятной ситуации! Эти мысли хэштегами ложились на поток ее сознания.
– Ты подводишь всю съемочную группу, компанию, меня в конце концов. Или тебе все равно?
– Лева, тебе нельзя так нервничать, это тебя убьет…
Голос обрывает ее на полуслове:
– Я хочу с тобой поговорить серьезно, не просто по душам, Маша. Я хочу поставить все точки над «и». Завтра я тебя жду у себя в офисе. Я посмотрел график, как раз завтра у тебя нет съемок. Завтра в десять.
Разговор обрывается без всяких сантиментов, и вновь врубается жуткий грохот музыки. Маша резко тормозит перед машиной на светофоре, остановившейся на красный свет.
– Черт!
В это время раздается долгий звук клаксона от машины сзади.
– Да пошел ты! – Маша показывает средний палец нервному водителю, резко нажав на педаль газа. Но тут загорелся зеленый свет, и она, обогнав впередистоящую машину, срывает «Порше» с места и уходит далеко вперед.
***
Когда Савва Сметанин поискал глазами часы, то был неприятно удивлен, так как стрелки будильника показывали уже начало двенадцатого. Он еще немного полежал, задумчиво глядя на белый потолок, а потом сел на кровать, опустив ноги на дубовый паркет пола. В это утро, несмотря на свой тридцатилетний возраст, он впервые почувствовал себя много старше. «Надо было лечь в двенадцать, а не сидеть придурком за „танками“», – тоскливо подумал он.
– Господи, как бездарно проходит время! – Сейчас ему не хватило патетики, чтобы передать всю глубину охватившей его тоски. Савва был плохим актером, и он это знал, но не признавался себе, словно само признание, будь он честен с самим с собой и окружающими его людьми, как близкими, так и коллегами, означало конец карьеры и тех возможностей, которые сулила ему профессия. Он знал, что некоторые его коллеги за глаза не раз оценивали его более чем критически, и тем обиднее ему было услышать упрек о бездарности от Маши, брошенный ему пару дней назад, когда она в очередной раз была в сильном раздражении. После того как она вчера вечером позвонила и сказала, что ночевать дома не будет, Савва все понял. Очередной любовник. Он не устроил истерики, не выказал недовольство, только буркнув «понятно», почти сразу закончил разговор, ибо был уверен, что Маша сказала все.
