— Не имею представления.
— Да мне все равно, — выдохнула я с болью в голосе. С болью, что я пыталась всячески скрыть. — Ты никогда не станешь для моей дочери больше, чем какой-то посторонний дядя. Для нее ты никто. Я быстрее убью тебя, но не позволю к ней приблизиться. И я не испугаюсь. Поверь. Я думала и об этом.
Мои угрозы Сизов проигнорировал.
— Я спокойно могу доказать свое отцовство.
— Можешь. Но я сделаю все, чтобы этот процесс растянулся. И предам его огласке. Буду трубить на каждом углу, подрывая твою деловую репутацию перед клиентами. Подрывая репутацию всей твоей семьи и вашего агентства.
— Ты хочешь, чтобы твоя дочь была участником судебных тяжб?
— Нет. Это ты этого хочешь. Я лишь защищаю ее.
— Не имею ни малейшего желания. Я знаю, что это такое. И знаю, как страдают дети при этом.
— Тогда что тебе нужно? — воскликнула я. — Что?
— Я пока не могу ответить на этот вопрос.
— Серьезно? — я не смогла сдержать смех. — Не знаешь, но хочешь сломать нашу жизнь. Не знаешь… Зато я знаю за тебя. Ты увидел что-то, что не можешь получить. Тогда, — я нервно мотнула рукой, — это была я. Сестренка лучшего друга. И знаешь, я не обвиняю тебя. Ты воспользовался тем, что само шло к тебе в руки.
— Все было не так.
— Именно так. Я предложила себя — ты не отказался. Я почему-то решила, что именно со мной ты будешь честен. Выдумала, что ты со мной другой. Жалела тебя, а не стоило. Но я выросла, Вячеслав Львович.
— Миша знает, кто я? — Сизов прервал мою пламенную речь, вызывая очередную волну липкого страха. — Ты ему рассказала?
— Рассказала, — соврала я.
Мужчина не поверил.
— Именно поэтому ты сейчас вздрогнула?
— Оставь нас в покое. Зачем ты вернулся? Зачем? — я нашла в себе силы, чтобы развернуть кресло и опуститься в него. — Я обязательно все расскажу Мише. Не сомневайся в этом. Когда представится удобный случай. И… — от предположения, что Сизов сам хочет поговорить с моим женихом, мой голос сел. — Ты же не сделаешь этого?!
— Что именно?
— Ты прекрасно понимаешь, о чем говорю.
Он отрицательно покрутил головой.
— Не сделаю. Я лишь хотел убедиться, что ты не любишь Трухина.
— Я его люблю! Понял? Люблю!
— Когда любят, не врут.
— Откуда тебе знать, что такое любовь? — зло выпалила я и осеклась. Слава вновь получил от меня эмоции. — Ты не любил. Когда любят, не причиняют любимому боль. И, наверное, я сейчас тебя огорчу. Я не стала рассказывать Мише о нас лишь потому, что мне стыдно. Да! Я стыжусь, что поверила тебе. И стыжусь рассказывать, потому что это было неправильно.
— Это было самым правильным в моей жизни, — сказал мужчина, нервно, почти с хлопком опираясь ладонями на деревянную столешницу.
— А в моей — огромной ошибкой, — ответила я, выдерживая его нечитаемый взгляд. — Не нужно приходить на нашу помолвку.
— Я вернулся навсегда, — отчеканил он.
В комнате повисла звенящая тишина.
— Мне все равно, — произнесла я, нажимая кнопку включения компьютера. — Извини, нужно работать. Если не сложно, закрой за собой дверь.
Я крепко сжала “мышку” и смотрела в монитор.
— Не прощаюсь, — холодно сказал мужчина и вышел, естественно, оставляя дверь открытой.
Я дождалась, когда его шаги стихли, и откинулась на спинку кресла, до боли прикусывая нижнюю губу. Отрезвляя себя.
— Только не плакать. Только не плакать, — повторяла я, смаргивая непрошеные слезы. Крупные, горячие, они скатывались по щекам и срывались с подбородка.
