– Прохладно и дождливо. Кажется, первый в этом году дождь. Пока ещё не такой сильный, даже по-своему приятный.
– М-м… – задумчиво кивнула она.
– А не хотите прогуляться?
– Прогуляться? О, нет, что вы. Куда же я сейчас пойду?.. Я ведь с гипсом… Это будет долго.
– И правда. Глупо было Вам это предлагать…
– Погулять было бы здорово, – улыбнулась она. – Но лучше не сегодня.
Мы устроились, как и в прошлый раз. Я сел у стола со швейной машинкой, она – на диване. В этот раз он был собран, да и вся комната выглядела более убранной. У меня были некоторые новости об Илоне. Первым делом начал с них.
Она вернулась на учёбу. За последние два дня не прогуляла ни одного урока, даже получила две четвёрки. Правда, пока ни с кем из одноклассников толком не общалась: тихонько сидит на своей задней парте и молчит. Если кто-нибудь к ней обращается, тут же бледнеет, напрягается в мгновение. Но когда понимает, что пришедшее к ней слово имеет отвлечённо-бытовой характер, сразу же заметно расслабляется.
– Она всегда такая, когда стыдится… – произнесла Анна Евгеньевна. – Уходит и затихает, чтобы только никто её не видел.
– Я, кстати, решил поговорить с ней. Вчера.
– Правда? И о чём же?
– О том, что она сейчас чувствует. О том, что все семьи – разные, и это совсем не значит, что какая-то из них хуже или лучше. Просто у всех свои особенности. И зачастую нужно учиться тому, как с этими особенностями жить.
– А что она?
– Да, собственно, ничего. Слушать меня не захотела. Всё было так: я попросил её задержаться после моего занятия, и, когда все ушли, она осталась. Я подумал, что это хороший знак. Но уже после нескольких моих слов она перебила меня и сказала, чтобы я не строил из себя крутого психолога, показала мне средний палец – и ушла. Впрочем, то, что она вообще решила остаться по моей просьбе, для меня уже огромнейшее достижение, поверьте!
Анна Евгеньевна с улыбкой покачала головой:
– На самом деле она совсем не такая.
– Просто специфический возраст, – добавил я.
– Именно, – кивнула Анна Евгеньевна. И заметно призадумалась.
– После того, как я перестала видеть, – заговорила она спустя некоторое время, – я уже не могла быть прежней. И стала её раздражать. Всё время о чём-то просила: то принеси, с этим помоги. На первых порах она молчала: всё выполняла что ни попрошу. А потом однажды стала вспыльчивой, начала меня укорять. Когда я просила её погулять со мной, стала исчезать: якобы торопится по важным делам. Тогда я ещё и не догадывалась, что моя дочь стыдится меня. Для их возраста ведь чрезвычайно важно, как ты выглядишь в глазах других…
– Есть такое, – согласился я.
Минута пронеслась в молчании. Изредка я поглядывал на ту самую стену. Пока что никаких звуков не было. Лишь дождь однообразно колотил по окну.
– А давно это случилось? Ваши глаза… – спросил я осторожно.
Анна Евгеньевна слегка приспустила голову.
– Около трёх лет назад.
– Как это произошло?
Она тяжело вздохнула.
– Вы знаете… я бы не хотела говорить об этом. Я просто не вижу – и всё. Давайте не будем думать о причинах. Сколько уже ни думай и ни говори, толку никакого. Это в прошлом. И ничего не вернуть и не исправить.
– Но ведь сейчас делают операции на глаза…
– Делают. Невероятно дорогие. Таких денег мне не сыскать. Нет на это никаких сил. Как и никакой гарантии, что это поможет.
– Понятно…
Снова замолчали. Я медленно пил горячий какао. Дождь за окном усиливался, тучи полностью заполнили небо.
