– А что если так: однажды юноша вдруг раз и навсегда усомнился в подлинности окружающего и с тех пор ощущал себя чем-то вроде агента другой реальности, настоящей, который послан сюда с какой-то пока скрытой от него целью. Случай не такой уж редкий. И вот сапожник, который, допустим, чем-то поразил его воображение, был в его фантазии тоже таким глубоко законспирированным агентом. Настолько глубоко, что никакое общение с ним было невозможно. Еще допустим, что во сне сапожник-агент время от времени приходил к юноше-агенту, и это было единственным местом, где они могли откровенно поговорить. Там они и договорились, что, если кого-нибудь из них раскроют, другой обязательно должен ему помочь уйти. И вот как-то раз молодой человек смотрит в кинотеатре кино, пленка рвется и в зале начинают кричать: «Сапожник! сапожник!», знаете, иногда кричат. Молодой человек понимает, что сапожник раскрыт, и прямиком отправляется из кинотеатра в сапожную мастерскую. Ну и… Всё очень просто. А? Как вам такая версия?
Фома смотрел на Игоря Сергеевича с недоумением.
– Хотя возможно, – продолжил тот, – всё было иначе и несчастный сапожник тут действительно был совсем ни при чем, а его убийством юноша подал знак кому-то. Может быть, какому-то другому сапожнику. А может, и не сапожнику. Кто его знает. Я к тому, что жизнь чрезвычайно многообразна и полна скрытого движения. Внешний наблюдатель между точками А и Б видит, как правило, прямую линию. Но иногда подденешь эту линию ножичком, и вываливается столько всего неожиданного… Не так ли?
– Да, конечно… – растерянно произнес Фома. – Вы психиатр?
– Ну не то чтобы… – уклончиво ответил старичок, и тут в полураскрытой двери появилась его дочь.
– Папа, что ты здесь делаешь? – строго спросила она.
– Иду-иду! – быстро отозвался старичок и вскочил со стула.
«Занятный дедушка», – подумал Фома, когда они ушли.
В один из дней нашей поисковой эпопеи мы с Фомой быстрым (что вовсе не значит: бодрым) шагом идем на Новый базар. Официальная версия похода: поиски проклятого Сыча, но мы-то понимаем, что это для нас уже не больше чем легенда, прикрытие, потому как настоящая цель – попить вначале огуречного рассола из бочки, потом капустного, потом поесть фантастически вкусного украинского борща на том же базаре, выпить под него по сто пятьдесят, послушать, о чем говорят сидящие вокруг крестьяне, строители или рыбаки, ну а там как Бог даст.
Значит, идем мы – быстро, не глядя друг на друга – и вдруг сталкиваемся лицом к лицу с неким Б., давно не виденным старым знакомым. Кивком не отделаешься, приходится остановиться и поболтать из вежливости.
– Привет.
– Привет.
(Говорим попеременно я и Фома.)
– Как дела?
– По-всякому.
– Вы как здесь?
– Да вот, по делу, а ты?
– Тоже. На работу.
Мы с Фомой немало удивлены, потому как никогда не знали за Б. такой слабости.
Фома:
– На работу?
– Да.
– Где-то сторожем?
(Время около пяти вечера.)
– Нет, здесь, во дворце. Я преподаю, веду кружок.
(Вышеуказанное удивление умножаем на десять; но виду не подаем.)
– Да… интересно… а что за кружок?..
(Мы и не подозревали, что до сих пор существует это милое сердцу словцо.)
– Кружок сужения сознания.
Я или Фома – не помню:
– Как?
– Кружок сужения сознания.
– В смысле?
– КСС. Кружок сужения сознания.
– И это кружок… в смысле этот кружок, в смысле такой кружок, с таким названием, находится вот здесь, во дворце, куда мы ходили, когда были пионерами?
