Дверь открыл Ипи, один из учеников зодчего и его правая рука. Ренси поразился необыкновенной бледности его лица и тусклым взором обычно живых блестящих глаз.
- Что случилось, Ипи? О чём слёзы? – с тревогой спросил у него Ренси.
- Зодчий Анху в безнадёжном положении. Давно не встаёт с постели, ничего не ест и почти не пьёт, - печально ответил тот, впуская ваятеля в дом.
- Он болен?
- Несчастный случай. Плохо установленное перекрытие в одном из залов храма обрушилось как раз в тот момент, когда зодчий осматривал этот зал. У него переломаны рёбра, кости обеих ног... Чудо ещё, что остался жив!
Зодчий лежал, закутанный полотняными покрывалами, точно спелёнутая мумия; лицо высохло и потемнело, глаза, обведённые синими кругами, страшно ввалились. Однако при виде Ренси в них затеплилась радость.
- Ренси! Я слышал, что тебя позвали на храмовые работы, - произнёс Анху неузнаваемым, каким-то свистящим голосом. – Это меня обрадовало... Было бы печально потерять такого ваятеля, как ты...
Ренси смущённо опустил глаза, словно слышал похвалу из уст зодчего в первый раз.
- Поскольку ты в Саисе, - с трудом переведя дыхание, продолжил Анху, - это означает, что тебя снова наняли. Любопытно, кто?
- Фараон Тахарка, - ответил Ренси и торопливо прибавил: - Вернее, его сестра, госпожа Шепенупет.
- Что же ты намерен изваять для его величества, да будет он жив, невредим, здоров?
- «... И вошли они в свою плоть из всякого дерева, всякого камня, всякой глины и обернулись ими», - в ответ Ренси процитировал строки из знаменитого мемфисского трактата.
- Нет ни единого сомнения, что твои статуи «двойников» будут великолепны, - отозвался зодчий, заранее похвалив молодого ваятеля. - Сочетание жизненного правдоподобия с обобщённым благообразием присуще всем твоим творениям.
- Но я не намерен ограничиваться готовыми образцами и общепринятыми канонами, - в голосе Ренси теперь звучало упрямство. – Я буду ваять в той манере, которую, как и прежде, считаю единственно верной. Если уж «двойник» отождествляется с оригиналом, то он должен непременно походить на него. К сожалению, мне не удалось увидеть фараона своими глазами, но я постараюсь с наибольшей точностью изобразить лишь ему одному присущие черты, тщательно изучив его портреты.
- Жрецы полагают, что можно довольствоваться более условными изображениями, - возразил Анху, и в его глазах появилась лукавая искорка. Он точно поддразнивал Ренси.
Но тот серьёзно воспринял его замечание.
- Надеюсь, что на этот раз жрецы не будут вмешиваться в моё дело. Им и самим предстоит немало работы. Многие храмы страны серьёзно пострадали во время ассирийского нашествия.
- Должен разочаровать тебя, Ренси, - со вздохом проговорил зодчий. – Никогда прежде жречество не боролось за возврат к древним образцам так рьяно и беспощадно, как ныне. Многие из священнослужителей, близких ко двору, ратуют за возрождение идеального портрета.
- А разве нельзя положиться на его величество? Разве не он пожелал, чтобы я участвовал в украшении его поминального храма? - настаивал Ренси.
- На него можно положиться, если только ты, мой упрямый Ренси, не будешь излишне одухотворять свои статуи. Фараон, безусловно, весьма образованный человек, но вместе с тем он слишком подвержен влиянию жрецов. У него обострённое чувство связи с прошлым: именно поэтому он сопротивляется ассирийскому владычеству и стремится вернуть Та Кемет независимость и былое величие. Древние жреческие учения, как и культы древних могущественных царей, у него в особом почёте. К тому же, за соблюдением традиций строго следит его сестра, у которой ты теперь в личном подчинении.
