Из свода С. Я. Шалобасова. Вторая тетрадь
ПРИЧИТАНИЯ АГАФЬИ, ДОЧЕРИ ФИЛОКТИМОНОВОЙ, МАТЕРИ МОИСЕЯ ЧЕРНОУСА И БАГРЯНОГО
Ой как ты разверзлась на небе, туча черная; туча черная разверзлась бурей ненастной – бурей ненасытною, – унесла от меня лебедей моих белоснежных, лебедей двух моих за море дальнее, за море незнаемое. За море дальнее в страну нехоженую, в страну нехоженую, да откуда возврата нет. Ой вы лебеди мои, лебеди светлые, – уста ваши сахарные, очи ясные, ланиты румяные – осанка ваша горностаева, поступь ваша борзая: кто сравнится с вами в поле! Кто выдюжит против вас – я ли не вскормила вас молоком груди своей, я ли не молила за вас Святых Угодников, я ли не отводила от вас беду заговорами проверенными, заговорами материнскими? Ой да на кого ж вы оставили сердце мое, сердце расколотое – чахнуть мне теперь без любви да без ласки вашей; не мило мне теперь ни солнышко ясное, ни трава зеленая – постыло все без сынов моих ненаглядных <…> спрошу я ветер, ветер непоседливый, – где ж сыны мои ненаглядные, сыны единственные; ничего не ответит мне ветер. Спрошу я море-океан синее, где ж соколы мои ясные, – и не ответит мне море-океан синее – только вспенится круче волною зеленою <…> Спрошу я прохожего-бедолагу: ты, прохожий, много стран повидал, земель дальних, – где ж сыны мои, надежда старости и радость жизни моей, – и опустит глаза прохожий и скажет мне тихим голосом: «В стране дальней, в стране татарской лежат сыны твои в земле ничейной, и нет над ними ни креста, ни камня». Разорву я тогда одежды свои, расцарапаю лицо свое – зачем жить мне теперь <…>
НАДПИСЬ НА КАМНЕ ВОЗЛЕ КОЛОДЦА КАРА-БАЛЫК, В ШЕСТИ ВЕРСТАХ БЛИЗ ГУРЬЕВА
Так повелел написать я, водитель народов и сеятель битв, Фрунзе, давший свободу людям Актубы и людям Царицына, живущим в Астрахани и в степях калмыцких, – и здесь я, Фрунзе, поставил камень сей в знак победы моей и взятия города сего Гурьева и боя славного, бывшего перед укреплениями его, и во славу свободы и прощения жителей его, отныне и во веки веков, и да сгинут враги наши, как дым.
Первая книга похода (продолжение)
12.
И донесли Фрунзе, что подходят к концу припасы города этого и осталось их на десять дней и еще на два дня, а жиров и пшена и вовсе на пять дней, не более. И спросил тогда Фрунзе у близких ему, как быть. И ответил некто, что, дескать, надо отпустить народ до весны. И возразили ему, что, мол, соберутся ли после? И сказал тогда Фрунзе – чего ж не распустить, если не ведают, зачем стоять тут. А только стоило ли хоронить под стенами города этого лучших товарищей своих, чтобы рассеяться прежде запасов пшена? И воскликнули тогда в смущении бывшие при этом: «Что же делать теперь? Направь нас!» И сказал Фрунзе тогда: «Что ж неясного здесь? – не пойму! Или исчезли враги наши с лица земного? Или свободны отныне народы земель до Моря Восточного и до Моря Южного? Или нет больше плача над землей? Что ж держит нас? Пойдем теперь дальше – кто ж нас остановит! И будем же славны, как прежде, – и да не опозорим же товарищей наших, павших в битвах дней прошлого!» И спросили тогда, как быть с недостатком провизии и прочего, нужного для похода. И отвечал Фрунзе в воодушевлении: «К чему колебания эти?! Выйдем в степь – степь даст нам провизию и фураж коням нашим; и оружие – если надо кому еще оружия!» И воспрянули бывшие при этом и решили выступать на третий день, и затем каждый пошел к людям своим.
