Это случилось три года назад, когда я только-только закончила пед и готовилась летом искать работу в школе. После очередного собеседования я пришла домой и застала там маму, которая была в невменяемом состоянии. Она кричала, плакала, завывала как блаженная, и не сразу мне удалось добиться от неё, что случилось. Но когда я всё узнала, то сама готова была выть и кидаться на стены от отчаяния.
Он попал в аварию, возвращаясь домой с работы. Какой-то человек решил перебежать дорогу в неположенном месте и не увидел выезжавшую из-за поворота машину. Папа был за рулём. Он резко ударил по тормозам, а когда понял, что не сумеет остановиться вовремя, стал разворачиваться на встречную полосу, откуда ему уже сигналил внедорожник. Тот успел развернуться, а папа – нет. Врезавшись в бок машины, он получил травму головы, несовместимую с жизнью и умер прямо в карете скорой помощи по пути в больницу.
После похорон я впала в прострацию. Жизнь вокруг перестала меня интересовать, и оставшееся лето я не выходила из дома, с недоумением глядя на мир за окном.
Меня удивляло, что этот самый мир остался прежним. Соседи выгуливали собак, мамочки катали коляски по аллее возле дома, бабушки на лавочке у подъезда обсуждали цены на продукты и прохожих. Ничего не изменилось для этих людей, а главное – моё горе не трогало их. В тот момент мне почему-то казалось, что так нечестно, несправедливо, и весь мир должен оплакивать папу вместе со мной.
К концу лета боль притупилась. Не прошла. Она никогда не пройдёт, но я затолкала её поглубже, тем более что вскоре выяснилось: Женя снял со счёта отца все сбережения, вложил их в какую-то сомнительную авантюру и потерял всё до копейки.
С тех пор мы благополучно стали существовать на мою зарплату, а став преподавателем в школе, я вынуждена была ещё и репетиторством заниматься. Иначе с воротилой типа Жени было не выжить.
Мысль о том, что нужно бежать из этой семьи, пока не хлебнула серьёзных проблем, давно сверлила мозг. Вот только я не могла бросить маму. Она ведь не справится одна с кредиторами Жени, которые являлись к нам чаще, чем бродячие торговцы финскими ножами. Мне действительно было жалко её, тогда как мама требовала от меня лишь покорного служения младшему брату, у которого всё обязательно получится. Ему просто нужна поддержка семьи.
По её мнению, мне эта самая поддержка не требовалась, и даже когда Женя украл и заложил в ломбард мои золотые украшения, я получила от мамы очередной укор.
– Тебе что, жалко? Он ведь ради семьи старается.
Маме невдомёк было, что все деньги, которые изредка у него повалялись, Женя спускал на подружек и тусовки. Встречая его пьяного по вечерам, она лишь охала, спеша помочь кровиночке, переодеться и приготовить постель. А я всё мирилась и мирилась, но всему когда-то приходит конец.
На лифте до своего этажа поднималась через дичайшее сопротивление. Но пойти мне больше было некуда и оставалось лишь надеяться, что меня не ждёт дома очередной сюрприз от братца.
Когда двери лифта распахнулись передо мной, я едва не вскрикнула, увидев здоровенного амбала, обвешанного сумками, а рядом с ним – тощего мужичонку с неприятным лицом. Они расступились, пропуская меня и когда я прошла мимо тощего, моё внимание привлёк пушистый предмет, переброшенный через его плечо на манер горжетки. Предмет казался смутно знакомым.
– Всего хорошего, господа, – отвлёк меня от мыслей голос матери.
