Как бы я ни злилась на него, в тот момент захотелось прижаться к стене. На меня надвигался не человек – хищное существо с горящим взглядом и твёрдым убеждением в том, что он во что бы то ни стало добьётся своего.
Подойдя почти вплотную, он проговорил:
– Когда передумаете, позвоните. Я там визитку оставил. Париж, Рим, Амстердам никогда ещё не были к вам ближе, чем сейчас, и вряд ли будут. Ведь у вас обстоятельства.
От последнего слова, сказанного почти шёпотом, по всему телу прошла дрожь. Мне стало неловко и, чтобы скрыть своё состояние, я развернулась и решительно двинулась к столу.
– Разговор окончен, – процедила я сквозь зубы, после чего схватила телефон и, ткнув на нужную иконку, приложила его к уху.
– Оля? – отозвалась я на взволнованное «Алё», – ты спонсора потеряла? Он у меня. Забери его, пожалуйста, пока он меня тут не облагодетельствовал по самую макушку. Ага, жду.
Отключила звонок и, бросив аппарат на стол, с вызовом уставилась на мужчину. Он молчал. Я тоже, но в напряжении, повисшем между нами, даже залётной мухе было опасно пролететь.
Он укоризненно покачал головой и в тот момент снова стал похож на хищную птицу. Но я не опасалась его. Более того, схватив со стола золотистую визитку, я демонстративно порвала её пополам и лёгким движением закинула в корзину под столом.
Кирилл Евгеньевич ничего не успел сказать. Раздавшись издали, суетливые шаги каблуков стремительно приблизились к двери.
– Вот вы где! – вскричала коллега, подбегая к мужчине и хватая его под локоть. – Пойдёмте скорее. В конференц-зале уже накрыли стол и ждут только вас.
– Ну что вы, не стоило, – ответил мужчина, недовольно морщась.
– Нет, нет. Пойдёмте, пойдёмте. Как же мы без вас начнём, дорогой вы наш человек. Уля, ты идёшь?
– У меня урок, – ответила, самодовольно улыбаясь.
Напоследок, прежде чем скрыться со своим конвоиром за дверью, мужчина обернулся и так многообещающе посмотрел на меня, что расшифровка не требовалась. Таких слов ни одна цензура бы не выдержала. Вот только у меня голова от этого взгляда закружилась и в промежности запульсировало как никогда прежде.
К счастью, на глаза он мне больше не попадался в тот день. И, закончив с делами, я прыгнула в машину, чтобы ехать домой.
Дом… А есть ли он у меня вообще?
С тех пор как умер папа, наша квартира перестала быть домом для меня. Туда больше не хотелось возвращаться. Пока он был жив, Женька не позволял себе таких выкрутасов. Он мог попасться на мелком хулиганстве, на него жаловались соседи, но потом братец получал такую взбучку от отца, что надолго затихал.
Мать всегда выгораживала сыночка. Что бы тот ни творил, она всякий раз давила на отцовские чувства, называла папу бессердечным и только и делала, что бухтела на него и охаживала несчастного мальчика. В такие моменты я невольно вспоминала классику: «Царица над ребёнком, как орлица над орлёнком». К слову, орлёнок уже тогда был выше неё ростом.
Отец держал дома жёсткую дисциплину, не поддаваясь на нытьё матери. И при этом очень нас всех любил. У меня с ним были особенно тёплые отношения. Мы понимали друг друга, как и то, что ничего путного из Женьки не вырастет. Часто мы засиживались с ним вдвоём допоздна на кухне, и он, поддавшись эмоциям, говорил, что сам во всём виноват, что много работал и мало уделял внимания сыну. А ещё, что не сможет держать его в узде вечно. Уже тогда он, видимо, ощущал надвигающуюся на семью угрозу, вот только я значения этим словам не придавала. В моём наивном понимании наша жизнь не должна была измениться. Это просто невозможно, ведь всё так хорошо.
