Интересно… Нет, правда интересно. Но меня это как касается? Ей так хочется посплетничать?
— Ничего не знаю об этом. А с дочерью он очень ласков.
— Ну да, ну да…
— Не любите Егора Алексеевича? — тихо усмехаюсь.
— Да за что мне его любить или не любить? Просто знаю, что он нехороший человек. Вот и все. Детей жалко… Особенно Матвея. Он еще видел и точно помнит, как он над Кирой издевался.
— Кирой?..
— Она была его женой. Он дочь в честь матери, полагаю, назвал. Потому что грешен.
— Не понимаю…
— Кира умерла при родах. Из-за него. Ему все по бабам бегать надо было, а развод он ей не давал. Теперь корчит из себя отца, нянек нанимает, а сам вроде как одинокий и таким хочет оставаться. Из крайности в крайность называется. Жену не ценил, а теперь один совсем, — с равнодушием в голосе рассказывает мне женщина, пока я ошарашено смотрю на нее. — Он псих, деточка. Будь-ка ты с ним поосторожнее.
— Ладно, побегу я дальше с Зефиром, нам еще в магазин нужно сходить. Скажи пока, Зефиру, Кирочка! Пока-пока!
Женщина удаляется, а я стою как вкопанная, пытаясь осмыслить все ею сказанное.
Мне настолько не по себе становится, что я с трудом дышу, будто комок в горле образовался.
Да, меня совершенно не касается жизнь Егора Алексеевича, но почему-то меня это трогает.
Эта женщина так говорила о нем, о том, что случилось в его жизни, будто люто ненавидит. Возможно ведь, что она преувеличила.
В жизни всякое бывает. Соседи просто сделали свои выводы, более грязные, чтобы было что обсудить. Про мою маму соседи из нашего подъезда тоже всякое говорят. Хуже, чем есть на самом деле.
Проводим с Кирой на улице еще какое-то время и поднимаемся в квартиру. Застаем Матвей за столом на кухне. Он сидит с планшетом и пьет чай с печеньями. Увидев нас, он тут же торопится ретироваться.
Я приоткрываю рот, чтобы остановить его, но не нахожу, что сказать. Он все равно уйдет.
Если все, что сказала та Зинаида правда, то я могу его понять. Интересно, Егор Алексеевич это понимает? Если да, то он должен понимать и то, что ему нужна помощь специалиста. Видимо, сам он не справляется. Мальчику нужна помощь.
Но я ни за что об этом не заикнусь. Это не мое дело. И я вообще намерена сделать вид, что ни о чем не знаю.
Остаток дня пролетает быстро. Я занимаюсь девочкой, а та развлекает меня.
Егор Алексеевич звонил лишь раз, спрашивал, все ли у нас в порядке. Это было несколько часов назад. Начинает темнеться. Думаю, он скоро будет. А мне к этому времени нужно успокоиться и заставить себя смотреть на мужчину так же, как и прежде.
Я, кстати, видела фото мамы Киры. В гостиной стоит фото на полке, высоко. Они с дочерью очень похожи.
Мы с Кирой находимся в гостиной, когда отдаленно слышим приход ее отца.
Кирочка тут же срывается, чтобы пойти встретить своего папу.
Я чувствую необходимость тоже показаться на глаза, после чего, надеюсь, у меня будет время на себя. Мне нужно разложить вещи, застелить постель, да и душ принять в конце концов.
Застаю дочь с отцом в прихожей. Кира радостно рассказывает о всех делах, что мы сегодня переделали. Такой восторг.
— Я была как птица на этих качелях! А потом мы делали чаепитие для мои кукол!
— Очень здорово. А Матвей как? У себя в комнате? — и на меня смотрит, осматривает всю снизу доверху, фокусируясь на глазах.
— Да. Он выходил. Ел. На прогулку он с нами не пошел.
— Ясно, — снимает пальто. — Можешь идти отдыхать. Мы тут дальше сами…
