— У нас без шанса, да? — спрашивает хрипло.
Я отрицательно качаю головой, быстро-быстро, говорить не могу, не доверяю себе.
— Я бы никогда и никому не дал тебя в обиду, Савина. Я бы с семьей воевал ради тебя. Мне просто нужно было время. Я бы все уладил, потому что люто, совенок, — он обнимает меня до хруста в ребрах.
Чувствую, как быстро стучит его сердце, мое так же. Я прерывисто вдыхаю воздух и чувствую, как по щекам катятся слезы. Внутри все горит, плавится. Мы были просто двумя людьми, которые любили друг друга. Мы ничего не сделали плохого. Но, видимо, кто-то сверху посчитал, что нельзя так любить.
А я понимаю, что сейчас нужно все обрывать. Поджигать, и чтобы дотла выгорело.
— А я тебя нет, Зак. Ничего не чувствую, понимаешь? Тебя касаюсь, и противно. Зачем я тебе? Ведь не смогу больше полюбить. Отпусти, хватит. Нас же ничего не связывает, кроме прошлого, мы просто два незнакомых человека друг для друга, — говорю быстро.
А слова горьким пеплом оседают на языке.
— Не могу. Дышать без тебя не могу, Савина.
— Я не аппарат ИВЛ, сам дыши.
Чувствую, как атмосфера в комнате меняется, мне становится холодно. Зак грубо стаскивает меня со своих колен, я едва не падаю.
— Одевайся, отвезу тебя домой. Больше мы не увидимся.
Савина
В машине едем молча. Зак сам меня везет обратно. Тишина такая громкая, что оглушает, так бывает. Внутри все переворачивается от желания кричать, от невысказанных слов, от боли. Я кусаю губы в кровь, чтобы не издать ни звука.
Меня трясет от холода. А холод, он внутри, такое чувство, что меня в сугроб засунули, не выбраться. Я вообще не знаю, что будет дальше. Мне страшно, но не от неизвестности, а от того, что я правда его больше не увижу. Я ругаю себя за эти мысли и чувства. Мне в первую очередь нужно думать о Мише, а ему будет лучше без Зака.
Он останавливает машину в моем дворе. Я нервно облизываю губы.
— Спасибо, что довез, — говорю я.
— Если захочешь переехать, то подожди. Я скажу, когда будет безопасно.
— Хорошо, — тихо отвечаю.
Такой раздрай внутри. Боже, я буду хоть когда-то ощущать себя целостной вновь?
И я почему-то не спешу выходить из машины. Понимаю, что надо, но такое чувство, что меня суперклеем приклеили к сиденью.
Телефон Иманова лежит на приборной панели, издает какой-то звук, и я без задней мысли смотрю на экран. Сердце пропускает удар, потому что на заставке он с ребенком на руках. Это девочка. Красивая, счастливая, обнимает Зака и задорно смотрит на меня с экрана. Я едва не давлюсь воздухом. У него есть дочь? Он… Он отец? Я почему-то никогда не думала об этом, и эта мысль просто ошеломляет меня. Я вцепилась в ремень безопасности так сильно, что костяшки пальцев побелели.
Зак следит за моим взглядом, а потом ухмыляется. Блокирует телефон.
— Это Аврора, моя любимица, — говорит он.
А у меня в ушах такой шум, что я едва разбираю его слова.
— Твоя… Дочь? — удается выдавить из себя.
— Племянница. Младшая дочь Тая и Эльзы.
Племянница.
Племянница.
Племянница.
Это слово разноцветными конфетти рассыпается в сознании.
— У меня нет детей, Савина. Я убежден, что дети должны рождаться только от любви, а у нас тобой детей нет, — улыбается грустно.
Мое сердце вдребезги.
Держаться, надо держаться.
Я не знаю, что делать, я реально не знаю… Рассказать правду? Продолжать молчать?
Нет. Миша не будет жить в мире своего отца. Он будет обычным ребенком.
