Усмехаюсь. Трусиха. Ведь с самого начала не просто так пришла ко мне. Хотела петь, да только смелости не нашла. Не успела.
Отбрасываю, начавший раздражать лист на стол. Поднимаюсь из кресла, чувствуя, что непрошеные мысли снова начинают завладевать моим вниманием.
Надо поработать! С этой мудрой идеей выбираюсь из кабинета. Но далеко не ухожу. Останавливаюсь на балконе, что висит над танцполом. Облокачиваюсь на перила, пытаясь придумать, чем бы занять голову. Не хочу ни с кем контактировать. И это сильно сужает круг моих возможностей отвлечься.
Вот черт. Забыл Надежду предупредить, чтобы она нашу узницу ужином как следует накормила.
Тоже, зараза, что она устроила утром? Разве не должна прислуга молча выполнять свои обязанности? И я сейчас даже не про «молча». Но «выполнять»! Я ведь точно помню, что велел: доварить, накормить. Из-за нее почувствовал себя еще большим дерьмом.
Хотя куда уж больше...
— Эй, не трожь рояль! — неожиданно для самого себя рявкаю я, глядя вниз.
Зазевавшийся официант, что в задумчивости принялся водить пальцами по обнаженным клавишам, тут же отскакивает от инструмента, словно ошпаренный.
С рыком выдыхаю. Выпрямляюсь, поправляя пиджак. Заметив внизу суетящегося кадровика, иду к лестнице. Похоже, все же придется контактировать с людьми. А то что-то мне крышу рвет.
— Буха вызвал?
— Скоро должен прибыть.
— Пусть поторопится. У меня сегодня еще встреча.
В зале становится как-то пустовато. Похоже, народ учуял дурное настроение начальства и потерялся. Я бы и сам не прочь потеряться. От самого себя.
Бездумно провожу пальцами по клавишам безмолвного рояля. Добираюсь до четвертой октавы. Фа диез... Соль... Режет слух.
Это звук ее боли.
Хорошо запомнил. Тем злополучным утром оттирал эти чертовы клавиши от ее крови и прямо как сейчас хмурился, когда под моими пальцами раздавалось мерзкое бряканье.
В тот самый момент, когда она захлебывалась от этой самой крови, лежа на обледеневшей дороге...
Что, если бы остановил? Что, если бы не напугал ее настолько, чтобы ей пришлось сбегать, не разбирая дороги?
Была бы в порядке. Не очутилась бы в моем доме незваным гостем. Пришла бы на работу, как обычно. Ну, или все же попряталась пару дней от меня — она девочка стеснительная. И...
Что и?!
Ничего бы не поменялось для меня! Мне не нужна прилипала, которой от меня только деньги требуются! Или протекция, — неважно!
Уволил бы, да и дело с концом!
— Глеб Виталич, открываемся.
— На здоровье, — задумчиво соглашаюсь я.
— Водитель прибыл. Бухгалтер ожидает в вашем офисе.
***
— Закончил, наконец? — после длительного разбора полетов с бухгалтером в дверях показалась голова Валерки. — Пошли в зал. Там у вас сегодня такие девочки выступают, ммм...
— И тебе вечерочка доброго, дружище, — киваю, поднимаясь из кресла.
Стоит выйти из кабинета, как на меня обрушивается какофония звуков. Бросаю взгляд с балкона на выступающих девиц и морщусь, уже представляя, с каким удовольствием уволю их. Отвратно поют. Зато Валерка слюни пускает.
Люди слепы. Все, по сути.
И возможно, одна незрячая невеличка видит больше, нежели все зрячие вокруг меня.
«Надо поесть. Не хочу, чтобы ты заболел, — вместо отвратительного пения девиц звучит в моей голове музыка — моя интерпретация ее слов. — Хочу готовить тебе завтраки...»
Пропихнувшись сквозь толпу слепцов на танцполе, жадно впитывающих образы полуголых девок со сцены, раздраженно дергаю шторку чилаута и падаю на диван.
