Его невольница, или Чартер в преисподнюю - страница 28

— Кто стрелял? Месут?

— Нет, он отправил нас на моторной лодке с каким-то парнем в море, мы передавали наркотики, — я всеми силами старалась держать истерику в узде, но вздрагивала от каждого всплеска воды и нервно оглядывалась — мерещилось, что вокруг кто-то плавает, а лодка казалась бумажным корабликом, который вот-вот промокнет и пойдёт ко дну. Я снова разревелась. — Он умрёт! — крикнула и завизжала, когда совсем рядом что-то всплеснулось и ударилось о воду.

Говорить я больше не могла. Уронила телефон и захлёбывалась слезами, крича на русском:

— Мамочка! Мама! Помогите! Пожалуйста! Кто-нибудь!

Не помня себя, выдрала из пазов весло и начала лупить им по воде, где только могла достать, протыкая море, как ножом, поднимая брызги… или это от резких движений разливались дождём слезы...

Не могла бы сказать, сколько длилась моя агония, пока я вымоталась и положила голову на бедро Энвера, совершенно обессилевшая, сжавшись от страха в комок. Даже не среагировала, когда мужчина слабо коснулся моих волос пальцами:

— Держись… Найди пистолет… не подпускай никого, кроме Толги...

— Как я тебя ненавижу… — прошептала в ответ. — В кино с такими ранами дерутся, а ты как труп лежишь — бери и добивай тебя. А всё строишь из себя крутого мачо. А сам только над невольницами издеваться и можешь. Вот что мне помешает застрелить тебя, а? — спросила и поняла, что Энвер ничего не понял, потому что эту чушь я несла на родном русском. — Да пошёл ты… — психанула на турецком, раздосадованная, что душещипательная речь прошла впустую.

Я снова взяла телефон, чтобы посветить и найти пистолет, и увидела, что вызов не сброшен — на том конце всё ещё слушали. Поднесла телефон к уху:

— Алло…

— Успокоилась? — будто с облегчением спросил Толга. — Кто стрелял и где он сейчас?

— Я не знаю. Трое утонули, кто-то уплыл. Я видела троих на катере, и одного Месут отправил с нами.

— Видишь что-нибудь? Огни?

Я слышала на заднем плане какой-то шум и громкие злые голоса, показавшиеся мне знакомыми. Закрутила головой, вглядываясь в невидимую линию горизонта.

— Нет!

— Найди ракетницу — нужен свет, чтобы найти вас.

— Сейчас сбегаю в магазин! Ты идиот? — заорала.

— Делай что говорят! — заорал Толга, и я услышала хлопок двери машины и визг покрышек — он явно не сидел без дела.

Я начала светить телефоном, открыла какой-то ящик и увидела спасательные жилеты, обычный фонарик и что-то, что с натяжкой можно было бы назвать ракетницей.

— Нашла две трубочки с красным и зеленым ободком. Это оно?

— Да, патроны вставь. Держи телефон рядом, я позвоню скоро.

В трубке раздались короткие гудки, потом экран потух. И на меня снова обрушилась паника, отчаяние и безысходность.

----------------------------------------------

[1] Тахинная халва состоит из семечек кунжута.

[2] Погребальная молитва (Джаназа-намаз)

6. Глава 6

Лишь через несколько минут до меня дошло, что в моих руках телефон. Энвер лежал с закрытыми глазами, и я набрала по памяти номер отца, боясь ошибиться в цифрах. В трубке ответил безразличный голос: «Международные звонки недоступны. Для более подробной информации наберите…»

Нервы стали ни к черту — слезы снова хлынули из глаз ручьями. Я вдруг почувствовала, что замерзла. Темнота становилась серее, я уже могла различить линию горизонта, хоть и очень условно — летняя ночь сменялась пасмурным утром. Я съёжилась, обняв себя руками, и смотрела в красивое лицо Энвера. Может быть, нужно было вытащить из раны нож и попробовать остановить кровь? Но чем? Подползла к нему и попробовала отогнуть на плече куртку, он застонал и открыл глаза. Но я все равно отодвинула простреленный кусок и... ничего не поняла. Кровь, разумеется, была, но много ее или мало — понять трудно. Я не врач и не киношная героиня, с одного взгляда высчитывающая объём кровопотерь и наличие пули в ране. Я просто смотрела на футболку поло с дырой, в которой темнели сгустки, но кровь не текла. А вот трогать нож не решилась — не знала, можно ли. Не боялась убить этим Энвера, но и боялась тоже — только сейчас пришло понимание, что Энвер должен быть жив, чтобы сказать, что не я это все сделала с ним. Потому что иначе я гарантировано покойник.