— Конечно, не это! — раздается резкий голос, и мы наблюдаем, как папа проходит на кухню.
Мама недовольно смотрит на него, убирает ладонь от моей руки. Папа останавливается напротив. Я силюсь выдержать его сердитый взгляд.
— Вы с этим мальчишкой достаточно натворили. Расхлебывать теперь нам. Так что решать будут взрослые, — категорично заявляет он.
— Мне через неделю девятнадцать, — произношу с досадой.
— Давай, поговори мне про совершеннолетие! Только заикнись еще! Как скажем, так и поступите. А ты, — он переносит свой запал на маму, — хватит вилять вокруг да около. Говори ей все прямо! — Папа вновь поворачивает голову ко мне. — Радкевичам этот ребенок не нужен. Вот и прилетела она с утра пораньше. Смирись с тем, как обстоят дела, — он держит паузу. Я прикусываю губы, чтобы не расплакаться. Папа сохраняет спокойствие. Может быть, только внешнее. Может быть, он считает, что так правильно, но мне очень горько и обидно. — Все, я уехал, — добавляет и выходит из комнаты.
По моим щекам бегут нетерпеливые слезы. Мама смотрит на меня с сожалением. Отворачиваю лицо.
— Агата, неужели ты думала, что такой мальчик... из такой семьи... променяет свое будущее на пеленки? — произносит мягко, стараясь сочувственно заглянуть в глаза.
— Нет, не думала, — отвечаю, всхлипнув. — Конечно, нет. Но хотя бы поговорить.
Мама притягивает меня. Обнимает, покачиваясь и поглаживая мою спину.
— Мне очень жаль. Очень жаль, милая. Но в таком разговоре по большому счету нет никакого проку. Только переживать лишний раз.
— Так было бы честнее, — глухо отзываюсь, убаюканная ее монотонными движениями, — тем более, что ребенка я в любом случае оставлю.
Мама слышит меня и останавливается. На секунду мы замираем, а потом она медленно отстраняется, пока не видит мое лицо.
— Что ты такое говоришь? — уточняет с усмешкой сомнения.
— Я оставлю ребенка, — повторяю четко.
— Знаешь, мы лучше обсудим это позже... — пытается сгладить она.
— Позже ничего не изменится. Я так решила, — говорю, удивляясь, какое облегчение и прилив смелости испытываю в этот момент.
Мамина сочувственная мягкость мгновенно улетучивается.
— Решила, значит, — нервно произносит она. — Отец что неясно выразился? Ты живешь в нашем доме, мы несем за тебя ответственность! Тебя что, муж заберет? Кто ребенка поднимать будет? Ты сама еще ребенок! Вот поэтому мы с папой и решаем!
— Не знаю! Не знаю я ответов на твои вопросы! В одном только уверена — внутри меня зародилась жизнь! И вы ее не заберете! — горячо восклицаю и быстро направляюсь в свою комнату.
Мама следует за мной по пятам. Врываюсь в спальню и хочу закрыть дверь, но она останавливает ее, схватив край полотна пальцами.
— Агата, мы погорячились. Потом еще раз все обговорим. Сейчас надо сдать кровь, — старается уговорить.
— Сдам я ее, сдам, — отвечаю и, не чувствуя больше сопротивления, закрываю дверь. Обессилено прислоняюсь к ней. Хватаюсь рукой за сердце, которое выскакивает из груди. Они меня не заставят! Плачу, ощущая всеобъемлющую, жизненную потребность защитить малыша.
9. Глава 8
Агата
Закончив работу, прощаюсь у ресторана с другими официантами и медленно шагаю по улице. Несмотря на поздний вечер, воздух стоит тяжелый и душный. Асфальт, раскаленный за день знойным солнцем, до сих пор пышет жаром. В надежде ощутить хоть какую-то прохладу, покупаю в маленьком магазинчике мороженое. После долгой рабочей смены мои ноги гудят от усталости, но желание побыть наедине с собой берет верх. Поэтому, наслаждаясь клубничным вкусом, направляюсь домой пешком.
