Тупая боль, ноющая. Боль, поселившаяся где-то в сердце. Боль, душившая до звездочек в глазах, до потери сознания. И врагу не пожелаешь. Никому. Вот только вчера была самым счастливым человеком на свете, вчера еще чувствовала себя ребенком, ибо родители живы и им все равно, сколько тебе по паспорту лет, а теперь осталась одна с горой проблем, с кучей вопросов и совершенно без ответов на них.
Спасибо Эмину. Кажется, только сейчас начинаю догонять, какую ношу берет на себя этот сухой, бесчувственный человек. Его предложение выйти замуж, чтобы разом решить проблемы, чудовищно. Думала мне придется доказывать ему несерьезность этого предложения, но, кажется, визит Артема с папаней раскрыл Эмину глаза на ситуацию вокруг меня. И понимаю, что это только первый заход, будут вторые, третьи, десятые. Все, узнав о папиной смерти, ломанутся окружать меня мнимым вниманием и показательной симпатией, любовью. Всем что-то будет нужно от бизнеса отца, но никому в данный момент не интересно, как я переживаю потерю, как вижу свою дальнейшую жизнь. Кроме Эмина.
На душевную беседу наш разговор, конечно, не тянул, но он постарался говорить со мною максимально объективно, не впадая в ненужную жалость, спрашивал то, что ему следовало знать на данный момент. Никакого сочувствия. И за это я ему благодарна, именно таким поведением он держал меня в тонусе, не давал погрязнуть в тоске, в душевном одиночестве. Хотя, как любой девушке хотелось и от этого мужчины получить чуток нежности, как, например, от Булата, но там с горсткой жгучего перца. Вчера позволила ему обнимать себя, нести на руках, даже поцеловать, просто моя душевная боль от потери родителей действовала как обезболивающее, и я совершенно не реагировала на парня, на его скрытую агрессивную ласку. Спасибо, хоть держал себя в руках и не полез дальше простого поцелуя.
Слышу, как открывается дверь. Смотрю через плечо, ставлю видео на паузу. В комнату входит Булат с подносом. Похоже сейчас время обеда, а значит за просмотром домашних архивов я уже больше четырех часов.
— Обед, ты не спустилась, решил принести еду сюда, – объясняет и подходит ко мне, опускается рядом на пол, ставя поднос между нами. Желудок предательски урчит.
— Спасибо. Это мило с твоей стороны.
— Тебе надо кушать, – протягивает к моему лицу руку, первый порыв – резко отстраниться, но сдерживаю себя. Булат просто гладит по щеке, дабы эта ласка не растянулась, беру тарелку с супом.
— Что ты смотришь? – его внимание переключается на телевизор, где на стоп-кадре застыло мое лицо, измазанное мороженным. Мне вроде там летшесть.
— Пересматриваю все видео и фото с родителями.
— Я тоже вчера в телефоне пересматривал все, что на нем было с отцом. В душе тоска, одиночество, чувство потери, никто мне его не заменит. Вспомнил, как папа меня впервые посадил на лошадь, как подбадривал, верил в мои силы. Что получится не только в седле удержаться, но и по жизни.
— Он тебя очень любил.
— Конечно, я же его единственный сын. Теперь чувствую, что должен оправдать его надежды. Иногда мне не хватало старшего брата, который бы основное внимание перетянул на себя. Когда умер дядя Исмаил, отец на время переключился на Эмина, помогая ему разбираться в семейном бизнесе.
— Ты почувствовал себя свободнее?
— Да, я никогда не завидовал Эмину, он как первенец первенца взял на себя множество обязательств, чтил традиции, слушался советов старших и чаще следовал их указке. Мне в этом плане проще, я могу выбирать.
