Эгоисповедь - страница 3
– Не ждала, вижу, – Мотька встала мне навстречу и обняла.
Она все так же прекрасна – только перестала стричь рыже-каштановые кудри и сильно похудела.
Я уткнулась в ее острое плечо и призналась, что не ждала.
На полу поднос с чайником, кружками и печеньями. Из колонок доносится что-то типа Tower, а в окно смотрит закат.
Мы по обыкновению сели на пол и позволили хозяйке налить нам чая.
– Рассказывай, как ты? – я смотрела на резко повзрослевшую Матильду, не ведая, какой тон избрать: веселый или серьезный.
– Да как, работаю по специальности, то есть маркетологом. Тупая такая работа, отвлекает от лишних мыслей. Переехала в однушку. Надо вас в гости затащить.
– А музыка? – спросила я, уловив, что веселый тон подойдет.
Лика налила всем чая и в безмолвии опустилась на пол напротив меня. Мотька играла на ударных в одной группе с Глебом, но после его смерти не нашла в себе сил туда вернуться.
– Да так, стучу для себя. Купила хату вместе с гаражом, так что соседи не возникают.
Мы засмеялись.
– Так можно и поиграть собраться? – поддержала-таки разговор Лика.
Матильда кивнула.
– Если кое-кто пианино принесет…
Смех стал громче.
Пианино мое жило в гостиной родителей, и к нему уже год как не подобраться. У бабы Шуры ничего подобного, разумеется, нет, но в моем материальном положении не время мечтать о синтезаторе. Поэтому я и мучаю флейту – хоть какая-то музыка от живых рук, как Лика изволит выражаться.
– Ладно, куда нам, косорылым, за тобой угнаться, – улыбнулась Матильда, глядя на меня с сестринской теплотой, – так хоть зайди, посиди, чаю выпей.
– Или чего покрепче, чтобы не изнывать от наших экзерсисов, – поддержала ее Лика.
Почему-то девчонки считали меня жутким мастером, сколько их ни убеждай, что играю я посредственно. Лика училась у брата и экстерном закончила музыкалку, а Мотьку играть учил какой-то дядька, которого она так и называла Мужик. Мужик и мужик, мы даже не интересовались, как его зовут.
Познакомила нас с Матильдой Лика и перед этим наговорила Мотьке обо мне такого, что та ожидала увидеть неземное создание. И Pink Floyd она в пятнадцать лет слушает, и на пианино классно играет, и тексты на английском понимает! Чудо чудное. Не ведаю, какой образ нарисовала моя будущая подруга, но реальный ему явно не соответствовал. Матильда была слишком хорошо воспитана, чтобы выказать удивление, поэтому узнала я о нем лет пять спустя.
– Я была убита горем, глядя на твои чумазые ботинки и папины джинсы, на жуткого вида волосы и балахон явно большего, чем надо, размера. Изо всех сил пыталась восхититься, но не вышло!
Лика не предупреждала заранее, что собирается познакомить меня с кем-то – позвонила и сказала: приходи, если можешь, прямо сейчас. И я пришла, увидела высокую стройную девушку с лицом Сикстинской Мадонны, только в косухе и в черных джинсах. Больше всего меня поразили ее волосы – длиннющие, кудрявые, рыже-каштановые. Я любовалась ею, как картиной, как шедевром, как венцом творения Создателя. Не могла сразу понять, сколько ей лет – вроде лицо молодое, а глаза старческие.
Оказалось, мать и сестра люто ненавидят ее из-за такой внешности. Мотька всю юность пыталась наладить с ним контакт, но тщетно. Отношения с семьей не складывались никак, и даже в самый горький час, когда ушел из жизни Глеб, ей не на кого было опереться. Его семья стала ее семьей. Ну и мы где-то маячили, хотя толку от нас, молодых и глупых, никакого не было. Мы испугались, забились в угол и не знали, как себя вести, что сказать, чем помочь. Теперь я уверена, обе мучаемся чувством вины, хотя не обсуждали это с Ликой.