Эхо Разлома - страница 2

Он не спал по-настоящему. Не спал уже восемь долгих, бесконечных лет. Сны, если они осмеливались приходить, были хуже бодрствования – бесконечные, мучительные повторы того дня, когда всё рухнуло. Мария. Элла. Их лица, любимые, искаженные ужасом, растворяющиеся в ненасытной пустоте Разлома. Кайл провёл дрожащей рукой по небритому, осунувшемуся лицу, пытаясь стереть эти въевшиеся в память образы, но они были выжжены в его разуме, как клеймо раскалённым железом.

– Эй, Рейн, ты там живой, или Тень уже прибрала твою заблудшую душу? – грубый, прокуренный голос пробился сквозь тонкую металлическую стену, сопровождаемый глухим стуком. – Совет ждёт. Говорят, у них для тебя особое задание. Не заставляй их нервничать, а то снова отключат твою пайку, и будешь питаться ржавчиной со стен.

Кайл криво усмехнулся. Его сосед, старый механик по имени Гаррет, седой ворчун с золотыми руками и едким языком, был одним из немногих, кто ещё пытался говорить с ним без открытого презрения. Большинство в Бастионе избегало его – кто-то из первобытного страха перед тем, что он, возможно, принес с собой из «Квантовой Зари», кто-то из презрения. «Учёный, убивший мир», – шептались за спиной, когда думали, что он не слышит. Он не спорил. Может, они и правы. Вина была его постоянным спутником, его тенью.

Он натянул потёртую, залатанную куртку, машинально проверил, на месте ли его старый нейроинтерфейс – браслет, который когда-то соединял его с сердцем лаборатории, а теперь был просто болезненным напоминанием о прошлом, о тех днях, когда он верил, что может изменить мир. Затем вышел в узкий, плохо освещенный коридор, где воздух был ещё тяжелее от запаха перегоревшего топлива, несвежей еды и концентрированного людского отчаяния. Бастион был настоящим лабиринтом из стальных плит и бетонных блоков, скреплённых наспех, на живую нитку, после катастрофы. Над головой, за мутным, исцарапанным защитным куполом, виднелись трещины в самой реальности – Разломы, их светящиеся, пульсирующие края подрагивали, как живые, голодные раны. Они были повсюду, некоторые маленькие, как царапины от когтей неведомого зверя, другие – огромные, зияющие, как раны в небе, из которых иногда вытекали аномалии: временные скачки, искажающие восприятие, гравитационные сбои, способные расплющить человека в лепешку, или тени, которые двигались, хотя не должны были, тени, от которых веяло могильным холодом.

Кайл пробирался через редкую утреннюю толпу в центральной зоне, где люди, измождённые, молчаливые, с потухшими глазами, уже выстраивались в очередь за дневными пайками. Дети, слишком худые и серьезные для своего возраста, с недетской тоской во взгляде, смотрели на него пустыми глазами. Он отвёл взгляд. Ему нечем было их утешить. Их будущее было таким же серым и беспросветным, как небо за куполом.

Здание Совета, если можно было так назвать этот угрюмый конгломерат бетона и стали, находилось в самом сердце Бастиона – бывший военный бункер, теперь окружённый несколькими рядами импровизированных баррикад и молчаливой, напряженной охраной. Кайл прошёл через вибрирующий сканер, игнорируя холодный, оценивающий взгляд охранника, и вошёл в тускло освещенный зал, где за длинным, грубо сколоченным столом сидели пятеро. Совет – последние, самопровозглашенные остатки власти в этом умирающем, агонизирующем мире. Во главе стола сидела командующая Рива Стерн, женщина с лицом, высеченным из гранита, и глазами, которые видели слишком много смертей и слишком мало надежды. Её коротко стриженные седые волосы и строгий военный китель лишь подчеркивали её железную волю.