Святая ночь… Залит огнями храм
Молитвы грешников восходят до небес,
Как в алтаре зажженный фимиам…
Христос воскрес! Воистину воскрес!
Природа нежным трепетом полна,
Мерцают звезды в глубине небес.
Царит над грешным миром тишина…
Христос воскрес! Воистину воскрес!
Как перед бурей замерла трава…
Затих пред Тайною дремучий старый лес.
Лишь ветер шепчет нежные слова:
«Христос воскрес! Воистину воскрес!»
А. Чернов
Повсюду благовест гудит,
Из всех церквей народ валит.
Заря глядит уже с небес…
Христос воскрес! Христос воскрес!
С полей уж снят покров снегов,
И реки рвутся из оков,
И зеленеет ближний лес…
Христос воскрес! Христос воскрес!
Вот просыпается земля,
И одеваются поля,
Весна идет, полна чудес!
Христос воскрес! Христос воскрес!
А. Майков
Тяжкий камень отвален от гроба,
Белый ангел камень отвалил,
Где теперь отчаянье и злоба
Ваших темных и безумных сил!
Там, где Тело Господа лежало,
Светит чистым мрамором плита,
И сама земля не удержала
Смертью смерть поправшего Христа.
Оттого, что в мире это было,
Переплавлены и ты и я,
Молния навеки осветила
Тайные истоки бытия.
(неизвестный автор)
Красота, уют и внутренняя теплота патриархальной семейной жизни. Как раскрываются духовные и душевные ценности в этом семейном тепле, в этой насыщенности культурной традицией, в этой живой связи с живым миром прошлого. В этой тихой, не бросающейся в глаза традиции, питающихся из жизненных источников, что текут в мире русской семьи, бросаются все новые семена, дающие ростки. И мы видим иногда – но гораздо чаще не видим – и самое бросание семян, и первые всходы, и завязь плода, а потом видим богатый плод и жатву. Так что же это за семена и плод? Плод – это ребенок, который своим духовным направлением (семена), благодарит свою мать. Если мы обратимся к архивам, где есть воспоминания москвичей, красной линией в них пройдет воспоминание детства. Например, философ князь Евгений Трубецкой, показывает на маленьких эпизодах, как влияла их мать на восприимчивые души детей, так что на всю жизнь запечетлевалось сознание нравственной невозможности обижать слабых или другое не менее важное сознание: всевидящего, везде присутствующего Ока Божия: «Не помню, что сказала на это мама. Помню только, с этой минуты с какой – то необычной силой гипноза мне врезалось в душу религиозное ощущение, навсегда оставшееся для меня одним из центральных – самых сильных – ощущений, какого – то ясного и светлого Ока, пронизывающего тьму, проникающего в душу, и в самые глубокие мирские, и никуда от этого взгляда не укроешься. Такие внушения – самая суть воспитания, и мама, как никто, умела их делать». (из книги: «Из русской духовной и творческой традиции»)
«Родители не были оторваны от детей своими ежедневными занятиями или службой, они жили с ними общей жизнью, летом в деревне, зимой в Москве в своих особняках, и воспитание детей было согрето теплым чувством любви, которого ничто заменить не может. Слова молитвы, повторяемые детским шепотом и выученные за матерью и няней, и детский страх перед первой исповедью, и радостное чувство, и детское горе, и слезы – все связывалось в воспоминаниях с дорогими лицами, с доброй старой няней, с нежностью матери, с её тихим голосом и мягким, ласковым прикосновением её руки к горячему лобику больного ребенка, а после в этих общих чтениях и в музыке по вечерам в большой гостиной все впечатления от чтения и игры на фортепиано сливается в памяти со звуком голоса матери, читающей вслух, с запахом сирени и черемухи, вливающимся в комнату через открытое окно, со смехом и детской слезой при чтении печальной повести или веселого рассказа, и звуки бетховенской сонаты глубоко проникают в детскую душу, и так же, как чтение вслух и слова молитвы, все остается на всю жизнь – как одно светлое радостное воспоминание детства».
