Тем временем корабль двинулся прочь из гейзера. Какой-то вражеский беспилотник устремился было к нему, но не успел выстрелить и был сбит; несколько уцелевших партизанских кораблей также бросились к шлюзам… Иннокентий смотрел на них, содрогаясь от волнения. «Только бы успели! – мысленно повторял елдыринец. – Только бы получилось!»
– Стыковались, – произнёс один из пилотов. – Шлюзы заблокированы.
– Полный вперёд! – крикнула Хельмимира – и вот огромный корабль, разогнавшись, исчез в пустоте с небывалой скоростью.
Тем временем имперский флот, подобно удивлённому космическому лосю, так и остался недоуменно стоять у гейзера.
В тот самый момент, когда тяжёлый крейсер и несколько истребителей нацелились, чтобы одновременно открыть огонь по партизанам, Хельмимира крикнула: «Полный вперёд!»
Гоблинович не помнил в своей жизни такого безумного путешествия. Пространство-время расширялось перед кораблём и сжималось позади него; находясь в кабине, Иннокентий слышал разговоры партизан; те обсуждали новый ускоритель. Было понятно, что управляемость «Фёдор Михалыча» не изменилась, однако теперь он мог позволить себе намного больше скоростей света, чем ранее. Потом, правда, случился курьёз: опасаясь погони, партизаны перелетели на тысячу двести эризенов дальше от того места, куда направлялись. Это оказалось им даже на руку: Хельмимира изменила место назначения, и теперь корабль держал курс на самую отдалённую базу во всей галактике.
Понемногу шумиха улеглась, а «Фёдор Михалыч» выровнял ход. Только тогда мундиморийка обратила-таки внимание на притихших пленников.
– Ну что, господа провинциалы, – произнесла она, испытующе глядя на Бабельянца и Гоблиновича, – так и будете изображать слабоумных или поговорим начистоту?
Измученный старик обескураженно молчал. Иннокентий невесело таращился на Хельмимиру; его радость от чудесного бегства куда-то улетучилась. Внезапно Гоблинович ощутил, как возрастает в нём беспокойство о судьбе племянника. Теперь елдыринцу было плевать даже на грубую силу качкоидов.
– Мадам, – проговорил Иннокентий, – с нами обращались, как с паршивой сволочью, притом что мы ни в чём не виноваты… Что ещё нам оставалось делать, кроме как изображать слабоумных?
– Отлично, – усмехнулась мундиморийка. – А мне, по-вашему, надо было просто отпустить вас на все четыре стороны!
В кабине находились пилоты, елдыринцы, Хельмимира и те самые охранники, что сопровождали её во время визита к заключённым. Только теперь Гоблинович заметил, что многие камеры выведены из строя. Аварийные лампочки мигали, извещая экипаж о том, что повреждены крайние отсеки. Побитый жизнью, но не сломленный, «Фёдор Михалыч» возвращался в партизанское логово зализывать раны.
Внезапно открылась механическая дверь кабины; Гоблинович видел, как резко повернула голову Хельмимира – и тут же глаза её расширились от волнения… На пороге стоял Исаак, за крупной фигурой которого виднелась макушка худощавого Гардиальда.
– Слава фундаментальным взаимодействиям, вы живы! – обрадовалась мундиморийка.
– Что здесь происходит? – спросил качкоид, без всяких церемоний заходя в кабину. – Поверить не могу, что нам удалось так легко скрыться!
– Об этом расскажут господа из елдыринской глубинки, – отозвалась Хельмимира, однако, опомнившись, настороженно произнесла: – Постойте-ка… Вы ведь должны были уйти на «Карло Гольдони»!
