В последствии Лилия прониклась уважением к ремеслу изготовления теплых одеял местными жителями, в основном сельскими.
Хлопок был доступен и женщины вручную очищали его от семян, сидя дома. Работа эта выглядела как любое другое рукоделье мастериц большой страны. Хлопок с куста из хлопковых коробочек удивительно блестящ и мягок, волокна длинные. Кстати, именно по показателю длины волокон оценивается качество хлопка. Текстильщики – это изучают на предмете «материаловедение». Лиля скоро это узнала.
Такого очищенного хлопка надо приготовить много, а затем его раскладывают с определённой толщиной слоя на заранее выбранном красивом полотне ткани, накрывают тем же и простегивают. Горки ярких одеял должны быть в каждом уважающем себя доме. Лиля видела это в тех домах, куда по случаю приглашалась в гости. Это были не ватные одеяла, как кажется непосвященному, а чисто хлопковые: легкие и тёплые. А вата – это отходы переработки хлопка.
Общежитие было большое, пятиэтажное, построенное буквой «П».
Жили в нём молодые люди разных возрастов и национальностей. Но не только. Оставались еще одинокие жильцы после событий в год землетрясения.
На первом этаже долго жила в одной комнате баба Шура – уборщица. Женщина пожилая, строптивая, но добрая ворчунья. К концу срока обучения Лили она наконец получила квартиру и уехала. Все годы жизни около студентов она методично собирала пищевые отходы для свиней сестры, которая жила наверное недалеко, так как приходила с мужем и с ручной тележкой за пропитанием для хрюшек.
Эта предприимчивость стала Лиле первым примером использования ситуации с выгодой для себя.
Но а те люди разных возрастов и национальностей жили вперемешку по комнатам и этажам. Строго соблюдался только один принцип – гендерный, как сейчас говорят. Причём настолько строго, что рядом расположенные комнаты, например, ребят таджиков и русских девушек в течение жаркого дня отделялись от общего корридора легкими занавесками. При духоте ночи порой всё так и оставляли для легкого сквозняка. Уровень нравственности и деликатность отношений в этой среде была высокой. И этого не отнять у шестидесятых годов двадцатого века, хотя, наверное, можно перечислить недостатки другого порядка. Порой улавливались нескромные взгляды вслед девушкам и цокание языком, как бы от восхищения. Это было недостатком? С позиции сегодняшних дней, удивительной массовой распущенности – это не больше, как шутка. Но девушки конечно сердились на такие звуки и строго оглядывались. Чаще такие эпизоды повторялись на улице. Ещё были не частые празднества с шумными национальными инструментами и гортанными криками.
Праздники отмечались советские и некоторые восточные, например, «Навруз». Ну и иногда личные. Все это перемещалось, как правило, на территорию двора, где получалось громкое эхо.
И не имело значения в каком состоянии двери комнат и какие в них замки – случаев воровства известно не было, если не считать заимствование чайников с кухни.
В дальнейшем, с приближением сдачи курсовых и чертежей к ним, порой свет в комнатах горел до поздней ночи и здесь уже общежитие гудело как улей. За занавеской громко спрашивали можно ли войти и шёл обычный обмен и заимствование чертежных приборов, справочников, взаимные консультации, смех и короткое совместное чаепитие зелёного чая. В комплексе всё это называлось дорогой к диплому, борьбой за знания.
