– Я тоже не люблю слушать музыку. – Улыбнулся Меркурий. – А Слава, наш водитель, просто глухой.
– Ой, бедненький! – Всплеснула руками Катя. – Как мне его жалко.
– А вот жалеть его не надо. Он очень счастливый человек. – Меркурий внимательно посмотрел на Катю. – Потому что у него есть работа. Очень любимая работа.
– Вы считаете, что самое главное в жизни – это любимая работа? – Спросил Игорь, старательно разглядывая окружающие заросли, пытаясь понять, как же сюда заехала машина. Если, только петляя между деревьями.
Меркурий стал складывать в сумку продукты, оставшиеся на столе. Катя кинулась ему помогать, но он так осуждающе посмотрел на нее, что она оставила в покое свои попытки. Уложив все в сумку и сложив столик, Меркурий открыл багажник на крыше автомобиля, и все туда убрал. Только после этого он повернулся к Игорю и ответил:
– Давным-давно была сказана мудрая фраза: счастье – это когда утром тебе хочется идти на работу, а вечером хочется идти домой. Я с ней полностью согласен.
Игорь пожал плечами.
– Возможно, так оно и есть. Но если работа нравится, то человек обычно веселый, в хорошем настроении. А по Вашему Славе я бы этого не сказал. Даже несмотря на то, что он глухой, уж извините меня.
Меркурий внимательно посмотрел на Игоря. Нехороший это был взгляд, какой-то холодный, проникающий до глубины души. Потом бородач опять улыбнулся.
– И все же Слава счастливый человек. Хотя и глухой. И к тому же немой.
Журналисты молчали.
– И у него нет левого глаза.
У Кати расширились глаза, и она обхватила ладонями свои щеки, пунцового цвета.
Меркурий говорил медленно, не повышая голоса, и оттого его слова звучали еще зловещее.
– И он не может есть обычную пищу. У него вставлен катетор.
У Игоря к горлу подкатил комок, и он пытался справиться с неприятными ощущениями, возникшими в желудке.
– И ко всему прочему – Слава оскоплен. Он никогда не сможет узнать радость отцовства.
Катя закрыла рот двумя руками и кинулась в кусты. Ее сильно тошнило.
– А Славе всего-навсего двадцать пять лет. – Окончательно добил всех Меркурий.
– Петр Никитич, не заняты? – В кабинет заглянул Олег Афанасьевич.
Зубрилин махнул рукой.
– Заходи.
– Что хотели? Вроде утром все обговорили. – Олег Афанасьевич присел на краешек стула и по привычке стал протирать очки.
Зубрилин вылез из-за стола и, вышагивая по кабинету, заговорил:
– Заезжал час назад ко мне Игнатьев, из журнала «Любимые факты», знаешь такого?
– Знаю. – Медленно ответил собеседник. – И журнал знаю и Игнатьева тоже.
Зубрилин прекратил хождение из угла в угол и сел на стул, напротив Олега Афанасьевича.
– Поболтали мы с ним о том, о сем. А потом я каким-то лядом поделился с ним информацией о приглашении моих ребят на некую шокирующую экскурсию.
– И что? – Осипшим голосом спросил ветеран газеты.
– А то! – Зубрилин опять вскочил и начал вымерять кабинет шагами. Как всегда, досталось дивану. – Похоже, мои ребятки действительно будут чем-то шокированы.
– Чем? – Совсем тихо пробормотал Олег Афанасьевич.
– Не знаю! Но вот Игнатьев, бледнея и краснея, рассказал мне, что его журналисты тоже ездили в некий дом на некую экскурсию. И были в шоке.
Зубрилин помолчал.
– Подробностей не знаю! Не сказал мне подробностей Игнатьев. Боится он! Видно было, что боится.
Олег Афанасьевич довел чисткой стекла очков до зеркального блеска, и водрузил их на нос.
– Что-то я не читал никакого шокирующего меня репортажа в «Любимых фактах», хотя покупаю их регулярно.
