Девушка стояла, тяжело дыша, однако на лице не было паники, только тщательно скрываемое смятение. В глазах исчезла дерзость, с которой она начинала этот поединок. Весь её внутренний мир перевернулся за эти несколько секунд, но она не могла позволить никому увидеть этого.
Иван смотрел спокойно, с той самой лёгкой усмешкой, в которой не было ничего злого, лишь знание, будто он предвидел этот момент с самого начала.
– Мне показалось или тебе это понравилось? – его голос прозвучал негромко, но уверенно, и эти слова ударили по ней сильнее, чем всё, что он мог бы сказать.
Внутри неё что-то оборвалось. На мгновение ей захотелось бросить ответ, сделать выпад, вернуть всё в привычное русло их вечных перепалок, но что-то мешало.
Она резко развернулась, не давая ни себе, ни ему лишнего мгновения для понимания, разбора случившегося, или даже для попытки назвать это чем-то большим, чем просто поцелуй.
– Не льсти себе, ботан! – бросила через плечо, ускоряя шаг, но не потому, что хотела уйти, а потому, что не знала, как остаться.
Она уходила слишком быстро, но даже её походка, уверенная и резкая, не могла скрыть напряжения, которое пронзало её тело.
А Иван, наблюдая за тем, как она исчезает в коридоре, только хмыкнул, убрал руки в карманы и спокойно двинулся своей дорогой, будто и не сомневался, что всё закончится именно так.
Иван появился на свет в семье, где долг и порядок стояли выше личных желаний. Его отец, командир звена пилотов, был человеком жёстким и собранным, человеком, чья жизнь не знала беспокойства о мелочах. Его решения не обсуждались, привычки оставались неизменными, голос звучал так, будто был выкован вместе с корпусами боевых кораблей. В его мире всё имело своё место: оружие в кобуре, корабль на орбите, сын в строю.
Мать, инженер-ракетостроитель, жила в расчётах, технических схемах и чертежах новых двигателей. Она не говорила громко, не навязывала свою волю, но в её взгляде всегда читалась сосредоточенность, будто даже за семейным ужином она мысленно проверяла параметры тяги нового поколения «Энергии». Иван рано понял, что в их доме не бывает случайных слов, неосторожных движений и безрассудных решений. Всё должно быть обосновано, продумано, приведено в порядок.
С самого детства он слышал одно и то же: «Сначала подумай, потом делай». Отец говорил это перед тем, как он впервые сел в учебный истребитель, перед первой сдачей нормативов, даже перед тем, как он решал вступить в Академию.
В семье не было места слабости или неопределённости. Здесь не жалели, не поощряли за попытки – только за результат. Однажды, когда Иван ещё был подростком, он увидел, как отец без слов развернулся и ушёл из комнаты, едва услышав от него «Я не уверен».
Он быстро понял, что ошибок никто не прощает, и что даже ребёнок в таком доме не имел права на шаткость. Ему не внушали, что он должен быть лучшим – ему просто показывали, что выбора нет. Дисциплина была естественной, как гравитация, а уверенность – единственной возможностью избежать презрения.
С ранних лет он проявлял аналитический склад ума. Не проявлять эмоций, не делать резких движений, не отвечать сразу – сначала проанализировать, понять, как ведёт себя противник, а потом уже двигаться. В играх он не спешил идти в атаку, предпочитал выжидать, изучать соперников. В классе он не рвался отвечать первым, но, когда говорил, его слова попадали в цель.
