Она держала дистанцию, не сближалась ни с кем по-настоящему. Дружба могла стать слабостью, а слабостей она не прощала даже себе.
Но был один человек, с которым эта схема не работала. Иван Артемьев. Он никогда не смотрел на неё снизу вверх, как те, кто завидовал её происхождению.
Но он и не смотрел сверху вниз, как те, кто считал её просто красивой девочкой с хорошими связями. Ему было плевать, кто её родители. Он видел в ней не дочь дипломатов, а конкурента. И это одновременно раздражало её и восхищало.
Ночь была тихой, безветренной, и даже город за окнами казался застывшим, будто затаил дыхание. Иван лежал на спине, глядя в потолок, в темноту, в пустоту, в которую не спешили приходить сны. Сон в такие моменты был роскошью, недоступной тем, кто ждал неизвестности. Он уже знал, что впереди – шаг в пустоту, но не знал, какой именно.
Он давно привык к этому состоянию. Границы между днём и ночью стирались в его жизни ещё в Академии, когда он часами сидел перед голографическими моделями тактических симуляций, изучая схемы, анализируя вероятности, просчитывая ходы наперёд. Тогда он часто просыпался среди ночи, потому что мозг продолжал работать, даже когда тело требовало отдыха.
Но сейчас это было другое. Это было ощущение, которое появлялось не просто так.
Коммуникатор вздрогнул на прикроватной тумбе, разрезая тишину коротким, но настойчивым сигналом. Не было ни отбоя, ни повтора, только одна, безапелляционная вспышка на экране. Иван протянул руку, нажал кнопку и увидел лаконичный текст:
«Лейтенант Артемьев, немедленно прибыть в диспетчерский центр. Код: Срочно.».
Глаза пробежали по словам ещё раз, как будто второй взгляд мог что-то изменить, дать другое значение приказу. Но смысл оставался прежним. Это был не просто вызов, а первый самый настоящий боевой приказ.
Он сел, провёл ладонями по лицу, смахивая остатки сна, которого и так почти не было. Сердце билось ровно, без скачков, без напряжения, но внутри уже что-то собиралось в плотный, холодный комок.
Такое не могло быть обычным переводом. Не могло быть просто очередной проверкой.
В Академии он видел, как срочно отправляли людей в разведку, как меняли расписание миссий, как делали срочные переводы, но всегда была хоть какая-то ясность. Сейчас же в этом приказе не было ничего, кроме срочности.
Он быстро выдохнул, встал и направился к шкафу, чтобы достать форму.
За стеной послышалось движение – лёгкое, почти неслышное, но всё же уловимое. В следующую секунду дверь приоткрылась, и мать, уже в халате, но с таким видом, будто не спала давно, появилась в проёме.
– Иван?
Её голос был тихим, но в нём сквозило напряжение. Он не удивился – мать всегда умела чувствовать такие моменты, угадывать их раньше, чем они становились явными.
– Мне надо идти, – коротко ответил он, не оборачиваясь, и продолжил застёгивать китель.
Она молчала несколько секунд, но он чувствовал её взгляд – изучающий, оценивающий, пытающийся уловить хотя бы малейший намёк на то, что происходит.
– Это что-то серьёзное?
– Не знаю.
Иван застегнул ремень, развернулся, встретился с её глазами.
Она не выглядела испуганной, но в её взгляде было что-то, что всегда присутствовало в такие моменты – то, что нельзя назвать словами. Лёгкая, почти невидимая тревога, которую она никогда не высказывала вслух, но которая всегда жила в ней.
В коридоре раздались шаги.
Отец появился в дверном проёме – высокий, чуть взъерошенный, в простой тёмной футболке. Он не выглядел сонным, как будто ожидал чего-то подобного. Окинул сына быстрым взглядом, потом взглянул на экран его коммуникатора и кивнул.
