– Спасибо. – всё же выдавил из себя Шкалик. И пошёл к машине. Тюфеич – следом, но лишь… тщательно закрыть за ним торцевую дверь.
– Мальчишки, давайте на базе порядок наведём? Невозможно глядеть! Горбыли годами валяются, гнилые ящики керновые, кучи мусора… Сделаем комсомольский субботник, а? Весной клумбы сделаем, розы посадим… Кто за? – Иришка Шепель ввалилась в кабинет и, раздеваясь, разразилась гневной тирадой.
– Ты что, в луже поскользнулась? Или тебя на подвиги растащило, комсомолку-красавицу? – не менее резко отреагировал Андрюшка Жила.
– Сам ты… тюх-тюх… с возу упал. – отбрехалась Иришка – Не ходи! А мы завтра наведём блеск и порядок, правда, девчонки?
– Ладно, я не против… – Андрюшка мгновенно сменил позицию – Но почему мы… одни! Да и вообще, полагается начальство спросить. А вдруг оно… ему… не надо? Можа, им грязь… к лицу?
– Ну шо ты буровишь? Отмазки ищешь? Тоби казали – не ходи… – поддержала Иришку Людя Ильченко.
– Ай, гарная куколка! Чо да шо… Хрен через плечо… Надо – значит, сделаем! Завтра ещё Шкалик подъедет. И Лёша Бо выйдет с отгулов. Сила неимоверная! Можа, мы потом и… крышу починим?
– Ага… И план по металлолому… перевыполним… – съязвила Ильченко.
– И за того парня… ещё… – в тон ей подхватила Нина Ковальчук, смешком примиряя горячих спорщиков.
– Ахмадеева, как парторга, надо в известность поставить, а он всех оповестит. И нам не надо разрешения спрашивать. Мы же комсомол. – неспешно и взвешенно посоветовала Люся Жданова. Она стояла у окна, обозревая территорию двора, и воочию наблюдая пасторальную картинку весенней распутицы.
– Вы, комсомолки-балаболки, наверно, помните, что у нас начальство новое. Оно ещё не обвыклось. Но ничего – привыкнет, осмотрится и – увидит, как всё ай-яй-яй! – Жила пояснил свою мысль кривляньем головы.
– Таки я ни поняла… Ти з нами пидешь завтра, або… в кущи?
Дверь в кабинет открылась. Вошла Люся Михайлова. Необычно бледная, без привычной улыбки в губах… Прошла, присела на край стола… Прошептала, со спазмом голоса проговаривая слова:
– Сашок какой-то в вахте разбился… По телефону подслушала. Не знаю кто… В морге. – и уткнула лицо в стол. В комнате почернели стены. И даже тени геологов обратились в статуи.
– Лю… Ты чо?.. Не твой же… Саша. – попробовала успокоить коллегу Иришка Шепель – То есть твой-то Саша, а этот… Сашок. Может, это… Макаров?
– А этого-то за что? Он вроде уволиться собрался. Говорил, что с кем-то не сработался. За неприязнь не убивают, как мне кажется. – Андрюшка как бичом сёк.
– Ну и крестись… – высверкнула словцом Ильченка – А если… правда… убили? Как это может быть?
Саша Михайлов, бурильщик, Люсин муж, молчаливый и робкий красавчик, работавший в бригаде мастера Валеры Елдышева, недавно стал отцом двойни. Они в три секунды нашли с Люсей друг друга, внезапно влюбились, поженились, родили… Пара на загляденье и зависть: так и лучилась счастьем и довольством. Люся, как водится, ушла в декретный отпуск и на работе почти не появлялась: двойню, родившихся девчонок, оставить было не с кем. Саша работал удальцом – за всех тех парней. Брал подмены в бригаде, набуривал за смену сверх нормы. И за процентом выхода керна следил: Люся убедила. Кроме солидной месячной выработки в выходные дни «бурил» на огородике, который достался от умерших дедов. Не пить, не курить со школы не умел и не пристрастился к обмывкам в бригаде.
