…Экспедиция называется. Бомж. Сага жизни - страница 56

Болотниковы уехали в разгар очередного летнего геологического сезона. Затерялся их след. Следом за ними оставил Черемховскую ГРП Шкалик Шкаратин. Исчез, даже не забрав документы. Раздосадовав начальство и обескуражив коллег. Вновь доведя до ступора кадровика Петра Тимофеевича. Подведя, очевидно, под крах идею карьерного роста его подопечного, а более всего – ощутив предательство Шкалика, как удар от родного человечка… Тюфеич вновь вознамерился пуститься в поиски. Замысленная мечта о Шкалике, захватившая его воображение, беспрестанно саднила, словно досадливая заноза. Он не отдавал себе отчёта о глубинной тайне замысла, не признавался в её интимной сути и немыслимой страсти. Ему казалось, всё устроилось уже при первой встрече, и малый шажок отделяет его… их… от обоюдного счастья. И новая пропажа Шкалика – дьявольская кознь. И ревностно толкает в схватку с бесчеловечным злом.

Вознамерился не уступать…

Возможно, испокон веков так и устроен мир человеческий. Либо что-то новое замышлялось в непостижимых высях небесной канцелярии. А человеки, как подопытные твари, отчаянно дергались на невидимых ниточках судеб.

«Мы не можем запретить птицам пролетать над нашей головой, но мы не позволим им садиться нам на голову и вить на ней свои гнёзда. Подобно этому мы не можем запретить дурным мыслям иногда приходить к нам в голову, но мы должны не позволять им гнездиться в нашем мозгу». Мартин Лютер

«Нефть – кровь экономики, Газ – её лимфа. Золото, наверно, секреция…» – вторую часть пути Саминский думал о том, что его ожидает в Сибири. Город, который выбрал, был обескровлен. «Лимфа» не так давно выбрасывалась одной скважиной, но ей пережали горло. Золотом в экспедиции интересовались по остаточному принципу финансирования. И все-таки он выбрал Провинск.

…Решение поломать жизнь и выстроить её на новых основаниях было бесповоротным. Спасибо дяде Якову, утвердившему Яниса в решимости сменить место жительства и переосмыслить себя. Когда-то дядя побудил поступить в геологоразведочный техникум. Странно, что дети Миркина не послушали отца и избрали хлеб педагога и врача. Саминскому дядя внушал уважение к себе натурой цельной и напористой. Карьера его поражала родственников Саминских. Дядю ценили. Из Сибири вернулся крупным чиновником, приглашенным на должность в министерство геологии. Янису, вызнав о разладе с отцом и попытках «рвануть очертя голову куда глаза глядят», тут же дал совет и составил протекцию, геологическую, разумеется. Определил и место: город Черногорск, столицу угольщиков, как старт для скорой и безусловной карьеры племянника. Здесь все было схвачено и предопределено. Но место жительства Янис выбирал сам: всё из того же чувства независимости. Или врожденного упрямства.

Москва, город шумов, дымов и каменного хлада, клоака страстей и несбыточных надежд, вырвалась из его объятий, как жеманная жар-птица, симбиоз надменности и скуки. Растворилась в мареве закатного солнца, едва скорый поезд миновал Подмосковье. Защемило всё же при мысли об отце и маме, оставленных душевно-убитыми. Друзья-недруги не сокрушались, утратив привычку, связующую с ним. Вера… Жена, как обмолвилась мама, «не нагулялась по кабакам». Извечный мамин столичный аскетизм, семейная преданность, служение… Слушал стук колес. Думал, думал, думал… Милые дворики, парковая скамья на чугунной опоре, лебеди на озере. «А из нашего окошка площадь Красная…». Как примет Сибирь? Сибиряки, со слов дяди Якова, бесцеремонные вахлаки. Мельтешение за окном раздражало, словно полотнище, хлещущее по глазам. Не заметил, как стемнело до утраты времени суток. Пытался задремать. Оставайся с миром, белокаменный монстр…