– Выход тут рядом, но может быть вы поделитесь впечатлениями об экспозиции, прежде чем уйти? Меня зовут Тастемир и я работаю здесь искусствоведом. Хотя, конечно, работой мои занятия вряд ли стоит называть. Я разъясняю посетителям увиденное на доступном им языке. Этого обычно хватает, поскольку истинная сущность и предназначение искусства им обычно неведомы, да и не интересны. Достаточно раскрыть сам механизм воздействия на их чувства, использованный тем или иным автором, и зритель уходит полностью удовлетворённым.
– А вы сами не устаёте от всего этого? – спросила Ая, – Мы вот после двух часов созерцания этих шедевров едва не задохнулись! Мне даже сейчас хочется поскорее убежать подальше.
Тастемир горько усмехнулся и покачал головой.
– Это вы с непривычки. Пойдёмте, я угощу вас кофе и заодно расскажу кое-что интересное. У нас здесь внизу хороший буфет для персонала и там нет экспонатов.
Кофе оказался превосходным и почти такими же были крошечные пирожные, напоминающие профитроли, только значительно нежнее и вкуснее. Интерьер с мебелью и стойкой из старого или состаренного тёмного деревянного массива был просто очаровательным. В тишине уютного помещения мы с Аей быстро пришли в себя и теперь всё с большим интересом слушали рассказ гостеприимного искусствоведа.
– Я сразу понял, что вы люди приезжие, хоть и не могу себе представить откуда. Но это, в конце концов не моё дело. Главное, что вы не отравлены миазмами умирающей здесь человеческой культуры. Да-да! Именно умирающей, хоть почти никто вокруг этого не видит.
Наш собеседник на мгновение задумался, но тут же продолжил, рассказывая о том, как нарастающим темпом происходило в стране разрушение прежней системы культурных ценностей; как общество людей, объединённых раньше общей идеей светлого и прекрасного будущего, превращалось в совокупность торгующих всем и вся существ. Точными и короткими фразами удивительный искусствовед рисовал картину того, как высшую ценность, которой был сам народ, быстро сменила личная кубышка. Речь Тастемира лилась лёгким ручейком, но меня не покидало ощущение, что рассказ давался ему нелегко, особенно финальная часть о том, как пышным цветом расцвели в последнее время эгоизм, жадность и жестокость, поразившие к несчастью, прежде всего, детей.
– Всё, что вы говорите, очень печально и вполне нам понятно. К тому же, к сожалению, достаточно хорошо знакомо. Но, говоря о глубочайшем культурном кризисе, вы не коснулись вопроса искусства, сферы, наиболее близкой вам.
Тяжело вздохнув, Тастемир развёл руками. Заговорил он словно через силу.
– Человеческому обществу, если оно действительно есть, жизненно необходим художник, поскольку только он, благодаря своему таланту, способен воплотить в материале важнейший для всех ориентир развития. Живописное изображение или скульптура, действительно выражающие высшие человеческие ценности, становятся видимым и осязаемым центром притяжения для людей, прекрасным объединяющим их фактором. Такими были иконы в далёком прошлом, скульптуры героев… А теперь художники обращаются не к разуму и душе человека, а к чувствам. Произведения их похожи на музыкальные инструменты, иногда даже очень хорошие. Они способны издавать приятные и ласкающие слух или, наоборот, раздражающие звуки, но не настоящую музыку. Нет!
Рассказчик сделал паузу, проглотив остатки остывшего кофе и посмотрев задумчиво на наши застывшие в ожидании физиономии. Решив, видимо, что нужно сказать что-нибудь ещё, Тастемир продолжил с тем же горестным выражением.
