Кстати, да, о святости и родителях. С отцом как-то приключилась смешная история. К ним в гости приехала тетка из самой Твери, привезла две канистры, наполненные прозрачной жидкостью. Мама, думая, что в канистрах обыкновенная вода, вскипятила ее в чайнике и сделала чай. Вот только батя этот чай выпить не смог (надо было это видеть, конечно!) – ему прямо-таки стало плохо, едва он сделал глоток чая, и он убежал в ванную, матерясь; а потом выяснилось, что в канистре была не простая вода, а святая, и очень надолго эта история стала поводом для шуток в семье – мол, батя отчего-то боится святой воды. Тетка уехала обратно в свою Тверь, и с тех пор больше никто ее не видел.
Наконец, отец перестал таращиться в экран и удосужился посмотреть на Костю.
– Ты голодный? – тем же снисходительным тоном спросил он.
– Нет. Я к вам не есть пришел. На самом деле я хотел у вас кое-что спросить. Очень важное.
– А по телефону нельзя было? – удивилась мама.
– Я пытался, но так и не решился, – упавшим голосом ответил Костя.
По правде говоря, ему и сейчас не хотелось задавать этот вопрос. Вопрос, который, подобно скальпелю хирурга, разрежет сейчас уютную безмятежность этого вечера. Гудение холодильника, звон тарелок, равномерное бормотание телевизора – мгновение спустя все это окажется незначительным.
– Я хотел вас про Женьку спросить.
– Ох, – ответила мама и даже встала из-за стола.
Она задумчиво прошлась по комнате, по-театральному скрестив руки на груди, и остановилась возле окна.
– А что про него говорить-то? – отец был невероятно сконфужен, что за ним водилось редко.
Видно было, что они оба не ожидали подобного вопроса, и оба выглядели виноватыми, будто поучаствовали в каком-то совместном преступлении, и это вообще было странно, потому что Костя не привык, чтобы родители от него что-то скрывали.
– Ты хоть на могилу-то к нему ходишь? – спросила мама со своего места.
– Ты хоть раз-то там был? – задал уточняющий вопрос отец.
Костя почувствовал, что вся кровь от лица отхлынула. Он был готов поклясться, что побледнел, хотя, разумеется, не мог видеть себя со стороны.
– Какая могила?
Мать с отцом переглянулись.
– Он на третьем кладбище похоронен, – сообщил отец.
– Могила прямо в самом начале, если по центральной аллее идти, – добавила мама.
Эта странная мизансцена напомнила Косте дуэт ведущего из эфирной студии и вездесущего репортера, вышедшего на связь из горячей точки.
– Блядь, – выпалил Костя, хотя до того времени никогда не выражался нецензурно при родителях.
У него в отношении родителей было два табу – никогда при них не курить, хотя они, конечно, знали, и никогда не ругаться матом.
– Ты правда ни разу там не был? – продолжала недоумевать мама.
– Правда, – ответил Костя и порывисто поднялся из-за стола.
В его голове все смешалось в одну кучу. Боги, родители, последние оплоты нормальности в этом чокнутом мире – ну вы-то куда, а? Он пришел к ним за утешением, а получил вот что. Они должны были сказать хором, на два голоса, что все в порядке, все живы, никто никогда не умирал, да и вообще смерти нет, что все будет хорошо, очень хорошо и спокойно – вот что они должны были сказать.
– Ты куда? – встревожился отец.
– Не важно, – ответил Костя и пулей вылетел из кухни. Нашарил на крючке свое пальто, обулся, даже не включая свет в прихожей, покрутил против часовой стрелки замок, пнул дверь и выскочил в подъезд. – Закройте за мной! – напоследок рявкнул он в прихожую.
