Читать онлайн Алексей Лишний - Илья Муромец и Сокольник

Молния разделила сизый горизонт рваной серебряной чертой.

Следом за ней чудовищным рыком небо напомнило земле о своей извечной тоске, и потоком хлынули его слёзы.

– Сворачиваем с дороги! – прокричал Илья. – Быстрее!

– А я не боюсь, бать. Я пуганый. Мы с Ерёмкой в грозу и в салки играли.

– О душе подумай лучше. Грех это – посреди дороги в грозу стоять!

Сокольник долго думал о душе, глядя на широкую спину отца, надёжно защищённую пластинчатым доспехом. Илья скакал почему-то под дальнюю берёзу, хотя сосновый бор по правую сторону был и ближе, и надёжнее.

Опять стариковские приметы, наверное.

– Зря ты, сын, народную мудрость не слушаешь, – конечно же, сделал выговор Илья, едва Сокольник, наслаждаясь бодрящими ледяными каплями, появился возле заветной берёзки. – Молодой ещё! Надеешься, будто далеко от тебя смертушка? А она вон, гляди, – отец указал на место, куда ударила молния, – рядом гуляет.

– Спасибо за науку, бать, но я, видишь, целёхонький хожу до сих пор. И без твоей науки как-то прожил до двадцати годков.

– Так оно, может, Бог тебя и уберегал, чтоб ты со мной повстречался.

– А ведь может и так, – по-доброму улыбнулся Сокольник. – Может и так…

Илья присматривался к умному лицу сына, пытаясь найти в его чертах покорность. Только не было её и в помине. Сокольник соглашался, будто пересиливая себя.

Что ж… Кого в том винить?

Сам Илья ничего не знал про сына – Златыгорка и весточки не посылала, и сама в стольный Киев-град ни разу не наведывалась. Значит, не нужен был ей муж и помощник?

А Сокольнику отец разве не нужен? О нём она подумала?

Да… Сложный разговор будет, когда приедут они в Пестобродье. Сложный и постыдный…

Ведь сколько лет назад это было… Упомянул Сокольник, что до двадцати уже дожил. Значит, вон оно как времечко утекло. А будто вчера было… Всего три месяца гостил у Златыгорки Илья. Славно они пожили: вместе поганых били, повадившихся скот воровать, вместе почести, злато и ложе делили. А потом он на службу уехал – князь Владимир, молодой ещё в те годы, гонца за ним прислал.

– Закончилась гроза, бать, – весело подмигнув, сказал Сокольник, отряхиваясь от насевших на кольчугу капель, будто пёс после купания. – Ехать пора. Тут до Пестобродья рукой подать.

– Думаешь, рада мне будет Златыгорка? Я ж не навещал…

– Рада, бать, ещё как рада! – Сокольник снял шишак, чтобы последние капли угасавшего ливня освежили голову. – Она с самого детства о тебе твердит. Какой ты сильный, смелый… да добрый. Вот я и захотел это проверить, понимаешь?

– Понял уже, – усмехнулся Илья, потирая правое плечо. – Не будем угли в холодной печи ворошить. Поехали, чего время терять. Гроза ж кончилась.

Они поворотили коней и вернулись на тропу.

Молния сверкнула где-то вдалеке. Гроза уходила устрашать карой небесной других тварей земных.

***

Граяли вороны в тяжёлом сумраке, сковавшем осенний день до будущего рассвета.

Далёкий огонёк то пропадал, то появлялся вновь.

– Там Пестобродье, – махнул рукой Сокольник. – Узнаёшь хоть места?

– В темноте все кошки серые. Добраться бы поскорее да на боковую.

– Устал, бать? – пряча улыбку за ширмой ночи, юный богатырь пришпорил коня. – Остановимся?

– Нет, не надо. После отдыха ещё хуже станет – и кони, и спина моя ехать дальше откажутся, – стараясь казаться бодрым, ответил Илья. А ведь и не такие переходы совершал он за долгие годы службы у князя Владимира. Но возраст… Что тут скажешь? Да и прошлое меткой стрелой бьёт по телу – всю ж молодость, как прикованный, на печи лежал.

Огонёк приближался. Вскоре стали видны первые загоны, заброшенные, обветшалые.

– Сова, что ли? – Сокольник смотрел на два светящихся кругляша меньше монеты с правой стороны от дороги.

– Нет, не сова – это кот сидит.

На покосившейся полусгнившей толстой жерди загона и в самом деле сидел кот – его глаза блестели золотом.

– Плохо дело… – поделился чёрными мыслями Илья. – Не к добру мы сюда приехали, сынок.

– Это отчего ж?

– В темноте все кошки серые. Кроме чёрных. Эта вот чёрная – Нечистого прихвостень.

Пригляделся Сокольник – и, правда, кошка была чернее ночи.

– А теперь смотри: загон весь бурьяном зарос, даже щёлочки нет в бурьяне. Значит, кошка вон оттуда пришла, – Илья указал на еле видимое глазом место с тремя брёвнами, разложенными буквой «Покой». – Там дух костра ещё теплится.

– Умён же ты, бать, – удивился Сокольник. – Да, тут наши пастухи часто вечернюю трапезу справляют.

– Умён не умён, а с матушкой твоей мы здесь тоже вечера проводили, – усмехнулся Илья и почти унёсся в мир воспоминаний, но вовремя отрезвился. – Недавно там тоже потрапезничали. И кошка втихаря поела, а потом сюда перебежала от людей подальше. Вот и выходит, что Нечистый нам дорогу-то и перебежал. Не к добру это…

Чёрный кот провожал богатырей коварным взглядом, будто и в самом деле замыслил что-то дурное и сейчас отправится к своему Хозяину докладывать об увиденном.

К вящему удовольствию Ильи, скоро заброшенные загоны сменились домами. Сначала тоже шли пустые, оставленные людьми, а потом наконец стали меж ними появляться избы с признаками жизни: ставни не заколочены, крыши внутрь не проваливались.

– Кто едет? Назовись! – Тот свет, что указывал дорогу богатырям, оказался зажжённым факелом в руках мужика. Грузный, в дорогой полотняной рубахе, с ободком в волосах, стоял он возле дома и, казалось, чего-то ждал. Или кого-то. Но явно не их появления.

– Свои мы, Кузьма, свои. Это я, Сокольник, Златыгоркин сын.

– Дак я… – замялся Кузьма, услышав имена. – Я ж чего… Слышал, едет кто-то – и вышел посмотреть. Ан оказалось, вы едете. Нашёл, значит, отца своего? – Прищурившись, Кузьма оценивающе осмотрел старого богатыря и даже цокнул от восхищения.

– Нашёл, – ответил Сокольник. – Отец мой и сам меня признал. Богатырь, дружинник самого князя Владимира. Илья Муромец.

– Ой ли, Златыгорка-то не нарадуется, что теперь у неё такой муж будет видный, – прохрипел Кузьма и как-то хитро посмотрел на всадников. Сокольник даже сквозь сумрак почувствовал это, и не по себе ему стало. Отец толком и сам не знал, какое будущее теперь ждёт их всех. Ехали они сюда, чтобы с матерью повидаться и вместе уже решить, по-семейному. А Кузьма уже вон будто сейчас побежит слухи распространять!

– Поехали, сыне, завтра покумекаете с друзьями. Устал я, да и поздно уже – спать пора, – чувствуя что-то недоброе в мыслях Кузьмы, Илья поторопил Сокольника и поехал туда, где раньше и жила его Златыгорка. Сын сухо попрощался с местным гончаром и быстро нагнал отца.

– Не друг он мне – чего с ним кумекать? На язык-то Кузьма бойкий и дело своё знает, но вот чванится этим сильно. Аж противно порой становится.

– А чего он по ночам по селу блуждает? Приключений ищет? Иль девку поджидает?

– Какую уж девку? С рождения самого я его холостым не помню. Мирно с женой живёт. Детей, правда, не нажили…

– Ну так я тоже столько лет думал, что детей не нажил, ан вот ты появился, – усмехнулся Илья себе в ус. – А Кузьма твой утаивает от нас что-то.

– Так объяснил же он нам, что услышал шум, вышел посмотреть, кто едет. Вот и встретили мы его.

– Это я тоже слышал, – кивнул Илья. – Да только огонёк-то его факела нам путь указывал ещё задолго до того, как мы с тобой в Пестобродье въехали. Малой точкой горел. Аль не помнишь?

– Умён же ты, бать! – поразился в очередной раз Сокольник не силе богатыря, а смекалке. – Темнит, значит, Кузьма, темнит. Надо будет завтра его порасспросить хорошенько.

– Не надо, сыне. Дружбы, говоришь, меж вами нет. Значит, коли сейчас не сказал, так и завтра не скажет. Силой пытать тоже ни к чему – врага наживёшь. А врагами на селе на всю жизнь становятся, много зла от них изойдёт к тебе. Ты лучше, что знаешь, прибереги и молчи. А потом оно, может, и понадобится.

– Перечить не буду тебе, хотя и тоже немало на селе пожил. Но за науку спасибо. А сам-то ты сейчас по памяти едешь иль как?

– По памяти. К тому месту, где моя Златыгорка жила.

– Не подводит тебя память. Вон наш дом, где сквозь окошко лучина видна. Не спит мать. Меня всё ждёт. Каждую ночь, видать, ждёт, как уехал на исходе лета…

Илья поневоле вздохнул. Та же изба в два окна, с соломенной крышей, покосившимся забором, крылечком в три ступени. С каким волнением он тогда наступал на каждую. Первая шептала ему о надежде, вторая вселяла уверенность в его молодецкой силе, а третья предрекала блаженство. Илья закрыл глаза и окунулся в весну: вот он преодолел три ступени, постучал в тяжёлую дверь, стоя с букетом подснежников. Вот мама Златыгорки на пороге забирает свежие цветы, а он, смущённый, не смеет ей отказать. Вот выбегает сама его лада, виснет на шее. От неё пахло пирогами и ягодами – чем-то тёплым, домашним, сладким. Он подхватывал её через плечо, и они уезжали в поля…

– Пойдём, бать! – Сокольник уже спешился и приглашал отца в дом.

– Да ты иди. Я следом…

Тяжело было снова подыматься на заветное крылечко. Первая ступень проскрипела о том, насколько он устал за долгий осенний день, вторая ступень проскрежетала о грузе прожитых лет, а третья с треском напомнила: ты мог вернуться сюда намного раньше.

Илья встал перед распахнутой дверью. Из дома всё так же тянуло теплом. Слышно было, как мать радуется возвращению сына, но как-то тихо, боязливо.

Если не возвращался сюда столько лет, то зачем пришёл сейчас?

Этот вопрос давно надо было решить, но силы богатырской не хватало, чтобы разобраться в себе.

– Илья? – В сенях появилась она. Не узнать её было невозможно. Та же ямочка на подбородке, брови густые и чёрные, глаза цвета бирюзы и шелковистые волосы, теперь серебряные, точно возраст сделал их драгоценными. Но лицо сухое, испещрённое множеством морщин – многое пережила Златыгорка. Многое и сам он пережил, чего скрывать: и смерть лицом к лицу в битвах ему хищным глазом подмигивала, и друзей верных навсегда терял, и в опале у князя был, когда заточили Илью на долгие месяцы в погребе…

– Я пришёл к тебе, Златыгорка. Не знаю, надолго ли. Сына ты мне подарила, наследника. Вот только наследовать-то и нечего. Нет у меня ни престола чужеземного, ни гор златых – одна служба народу да князю. Хочу, чтоб Сокольник эту службу у меня и наследовал. Силы у него в достатке: батька богатырь да мать – поляница. Подучу его ещё слегка уму-разуму да и уйду на покой.

– А сам-то потом куда, Илья? – ласково спрашивала Златыгорка, всматриваясь в давно позабытые черты любимого.

– Этого я не решил ещё. Раз есть у нас дитя с тобой, так, может, на старости лет и сойдёмся, станем жить как муж и жена. Ты как думаешь?

– Я-то как думаю?.. – в голосе Златыгорки зазвенела давняя обида, прятавшаяся под незатянувшимися ранами. Но негоже было встречать Илью жалобами. Он всё же богатырь, на службе у самого князя первый дружинник, а сама она – последняя баба в глухой деревне. – Я за тобой пойду, куда скажешь. Мне что здесь, что на чужой стороне – всё одно. Как уехал ты, всё опостылело. Одна отрада появилась – Сокольничек, сынок. Воспитала я его богатырём. Но дети ж не скотина, чтоб пасти и подле себя держать. Они птицы вольные. Улетел мой Сокольник, а потом вернулся и тебя ко мне привёл. Теперь я за тобой в огонь и воду пойду. Лишь бы ты, Илюшенька, меня позвал…

Робко потянулась Златыгорка к богатырю, и не оттолкнул он её. Она прижалась к холодным и влажным после дождя доспехам и выплакала всю горечь, чтобы не жила она больше в душе.