– Ты вернулся покончить с ней, да?! Ты же никогда не любил маму! Ты!.. – Сын дёргался в сильных руках, но не мог вырваться. На губах появилась пена. – За что ты убил её?
– Вот ты и подумай: за что? – словно укрощая дикого зверя, Илья смотрел в глаза Сокольнику. – Мне незачем это делать, сыне. Незачем, слышишь?!
Сокольник обмяк и осел, как тряпичная безликая кукла-берегиня, вернувшаяся на полку после ритуала.
– Но кто тогда?..
– Вот на этот вопрос я и получу ответ прежде, чем мы уедем отсюда навек, сыне. Я не успокоюсь, пока не найду змия поганого. Не будет ему суда ни божьего, ни людского – один мой скорый суд.
Богатырь отпустил сына, и тот сполз прямо на кровать матери, обнял её ноги и давился слезами.
– Проводим её сегодня на закате: как раз день Мокоши, – говорил над ним Илья, чтобы хоть что-то говорить и поддерживать порядок в голове. – Ты найди платье её. Белое, конечно. Чистое покрывало ещё. Да проверь заодно, не пропало ли чего в доме – вдруг и впрямь тать ночной посещал.
– Нечего у нас брать было! – весь красный и в слезах, поднял голову Сокольник. – Нечего! У неё не было ничего – настолько нищая, что даже смерть её никому не нужна была, понимаешь? Не найдёшь ты тут ответа! Уезжать надо из Пестобродья, бать. Говорила ж вчера мама: проклятое это место!
– Не нужна была б никому её смерть – кто ж тогда ей голову срубил? Просто так ничего не делается и не происходит. Богатыри с врагами так поступают, а палачи со злодеями. Я дал обещание – слов на ветер не бросаю. Готов жизнь отдать, годы тут провести, но правды дознаться, – Илья положил ладонь на плечо сына, снова уткнувшегося в холодные ноги Златыгорки. – Ты сделай, как я сказал, а я пойду с людьми поговорю, узнаю, кто тут староста, где брёвна для крады найти…
– Старосту ты видел уже – это Кузьма, который ночью с факелом стоял, нам путь освещал. А брёвен и у нас во дворе полно – можешь там выбрать. Наколем, сделаем краду вместе до вечера, – оторвавшись от тела матери, Сокольник утёр рукавом ночной рубахи слёзы. – Вот только как бы дожить до вечера… Не хочется больше. Несправедлива жизнь.
– Да уж, подкидывает порой жизнь такие подарки. Однако мы на что с тобой? Давай-ка справедливость и найдём. Расскажешь, сыне, мне про всех жителей, пока дрова колоть будем? Кто каков, чем занимается и давно ль здесь живёт…
Сокольник высморкался в рукав и, опершись на плечо Ильи, поднялся с колен.
– Про всех расскажу, бать. Пускай сгорят они все в огне Перуновом, а мы за маму отмстим!
– Вот теперь я услышал голос настоящего богатыря. Пойдём, Сокольник, пойдём. Надолго они наш приезд запомнят…
***
Гончар Кузьма читал последнюю молитву для усопшей. Ему приходилось это делать впервые, ведь прошлый староста ушёл из Пестобродья всего-то год назад, а с тех пор никто и не умирал. Уходили больше, чем умирали. Оставшихся же можно по пальцам пересчитать, но те держались ещё. Видимо, некуда было и уходить.
И вот первая смерть – такая страшная и неожиданная. Все селяне с подозрением косились на двоих пришлых – именно с их приходом смерть заглянула в деревню. Неважно, что один из них – сын Златыгорки, а второй – отец его, к тому же прославленный богатырь, дружинник самого князя Владимира.
Но они принесли с собой смерть. Давно она тут не хозяйничала.
Закат догорал, огонь охватил тело Златыгорки.
«Я заново родилась», – вспомнил Илья её последние слова, глядя, как душа давней возлюбленной покидает тело и устремляется вслед за солнцем.
