Экзопулус вздымает волны - страница 18

– Ефим Иосифович, ну не начинайте… пожалуйста. У нас вот сотрудники новые в галерее…

– Очень приятно с вами познакомиться, – вставил Макс, – много о вас наслышан.

– Я тоже достаточно о вас наслышан, парочка протеже Вишцевского здесь, конечно, были нужны, как глоток свежего воздуха. А я-то все ответа не находил, что же поможет вытащить нас с самого дна. Конечно же, вы двое.

– Ну, кто знает, у нас много талантов, – попытался разрядить обстановку Макс.

– Да, я, например, талантливый арт-критик, – Феня очнулся от внимательного созерцания и вспомнил старательно заученную фразу.

– Святые небеса, все еще хуже, чем я думал, – Кожедубов-Брюммер театрально поднял вверх руки и закатил глаза, – нас поглотила бездна.

– Знаете, при всем к вам уважении, – Елисей немного продвинулся вперед, – мы не находимся на самом дне… в смысле, может, и находимся, но не на самом. А чтобы не получилось, что мы уже на самом дне, тогда надо что-то сделать и привлечь посетителей…

– Перформанс какой-нибудь, – между делом вставил Макс, – актуально, свежо…

– Наилучший вариант, – перебил академик, – поменять вывеску на «Артекториум – галерея современного убожества». Тут уж мы точно никого не разочаруем. Даже самые взыскательные посетители с лихвой получат! Да взять хотя бы вот это, – Ефим Иосифович направил жилистый палец на картину с воронками, – это же позор!

– Между прочим, она продана почти за триста тысяч рублей… У меня бы за такие деньги кто-то хоть одну картину купил, – обиженно добавил Елисей, – я бы и воронки, и что угодно рисовал.

– Вот отсюда и все проблемы. Мир сошел с ума, – подытожил Кожедубов-Брюммер. – Как хлынули из фонтана^>16 на нас зловонные воды, так и барахтаемся мы в них до сих пор и не можем выплыть.

На этих словах Макс поймал себя на мысли, что определенно пора сменить тему разговора, который, мягко говоря, начинал двигаться в не очень приятном направлении, но, как назло, идеи, способные исправить ситуацию, категорически отказывались появляться на свет. Поэтому Макс решил спросить наобум:

– А как, кстати, она называется?

– Картина эта? – переспросил Елисей. – «Трансцендентная гипноплазия апостериори».

– Еще раз? – не понял Макс.

– А ты не знал разве? Да ладно! Правда, не знал?

– Наверное, пропустил…

– Ее же везде обсуждали… Художник молодой еще, ему двадцать один недавно исполнилось, Демьян Ле Бо. Он из России сам, из Самары, по-моему, но учится в Париже и выставляется и там, и здесь. Настоящее имя Демьян Хлебов. Его многие оценили уже, говорят, большой потенциал. Мы его выставку делали в прошлом году, она называлась «Монолог в душе Роршаха»… классное название, скажи? Как игра слов «душ» и «душа».

– Да, – неуверенно произнес Макс, – интересное словосочетание…

– Ну вот! А почему так выставка называлась – там реально душевая кабинка стояла, и черная тушь…

– Тушь?

– Ну да. Которой пишут. Роршах^>17 же пятна все делал, и здесь были пятна необычной формы, в виде птиц, животных, чудовищ, там и кабинка вся была в краске, и пол, очень эффектно было.

– Уборщица оценила, – заметил Кожедубов-Брюммер, – на улице даже ее восхищенные возгласы слышны были.

– Зато посетителей много было… Про эту картину недавно я статью видел, как раз про Демьяна писали, и там было сказано, что это гениальный ход… Говорят, что тут заложен глубокий смысл, споры идут, чем автор вдохновлялся, воронки вроде как внутренняя неустойчивость человека. Я точно не помню, что там написано было, длинная статья, но смысл такой. А картину, кстати, еще называют сокращенно «Гипноплазия»… И говорят, что скоро ее цена в разы возрастет, – Елисей запнулся, – о чем я? А вот… воронки… это бессознательные мысли, бесконечная спираль, что-то такое. А треугольник это вообще символ жизни, и получается, что в центре личность, а вокруг целый мир, но всем в итоге управляют подсознание и внутренние страхи… Только непонятно до конца, что обозначают кольца, и почему выбран именно розовый цвет для воронки. А сам Демьян ничего не комментирует, тайну нагоняет… и что именно там нарисовано, доподлинно неизвестно…