Экзотика - страница 5

   В статье о художнике Илье Кабакове я наткнулся на тезис, что боязнь отрыва «пера от бумаги» – непрерывность рисования – есть непрерывность экзистенции. Точно такая же непрерывность экзистенции возникла у меня с одной моей любовницей, которая просила не вынимать член во время акта. «Иначе – говорила она, – он действует как насос, накачивая в меня воздух». Этот тезис она доказывала тем, что смачно пердела пиздой, подобно профессиональным танцовщицам в экзотических барах Таиланда и Камбоджи, выпуская накаченный в нее воздух, всякий раз, когда у нас нарушалась «непрерывность экзистенции».

   Что же еще? Ах, да… В песчаном карьере я расследую какое-то происшествие или преступление – не тот ли дорожный инцидент, когда пьяный русский водитель грузовика в Австралии перевернулся в кювет, вылез, смеясь и матерясь, залез на свой перевернутый грузовик с гитарой и, в ожидании полиции и скорой, дал искрометный концерт в стиле психобилли перед собравшимися зеваками… В карьере я проваливаюсь куда-то, где нахожу окаменевшие структуры в египетском стиле – колонны в форме папируса. Мне бы задержаться, но я иду дальше. У меня назначена встреча в ресторане. С женщиной? Да, определенно. Я нахожу ее там абсолютно голой. Да и сам ресторан, как только я повнимательнее присмотрелся, оказался борделем. Но каким! Многоэтажным, с фонтанами и бассейнами, райскими птицами и бог знает какой еще экзотикой. Закончив свои дела с дамой (такого характера, какой предполагала специфика места), я прошелся по зданию. В одном из залов ко мне пристроился странный тип педерастического вида в пестром восточном халате, наброшенном на голое тело, который, нагло улыбаясь ярко накрашенными губами, приблизился ко мне вплотную, развернулся и начал толкать меня свой мерзкой жопой, да так сильно, что чуть не выбил мне тазобедренный сустав! Я дал ему заслуженного пинка и опрометью бросился прочь в поисках выхода…

   [К фрагменту о тете]: Дали в своем дневнике гения делится воспоминаниями о тете, которая гордилась тем, что ни разу в жизни не испортила воздух. Моя же только этим и занималась – не в буквальном смысле, конечно. Я имею в виду ее безумные коммунистические проповеди.

   Было это на берегу Тюленьей Бухты. Первое, что меня поразило, это изобилие крупных, необычных раковин, лежащих на дне прямо на мелководье. На другой стороне бухты – тюлений пляж – место моего назначения. Пляж был пуст. Но как только я высадился и успел лишь полюбоваться пеликаньей охотой, на берег выползли два тюленя. Тела обоих были заключены в прочные перламутровые раковины, а вместо голов – черные слизистые поверхности моллюсков, которые время от времени разверзались клыкастыми пастями. Один из «тюленей» встал на задние ласты, а передними начал изо всей силы лупить меня по плечам так, что я еле устоял на ногах.

   Джон (назовем его так, хотя по сути это – джойсовский НСЕ) барахтается с белокожей ослепительной белизны блондинкой на зеленой лужайке прямо посреди жилого комплекса. А народу вокруг никого. Я взглянул в окно второго этажа дома напротив. Там две лесбиянки имеют друг друга пальцами в задницу. А мне нужно бы в соседний дом, слева – только вот зачем? Ах да, там библиотека, мне там что-то нужно. Пришлось идти через лужайку мимо Джона и его блондинки как раз тогда, когда к ним подошла бронзового загара девочка лет тринадцати в золотых трусиках. Стягивает трусики, а под ними – о боже! – золотой пояс верности, замкнутый золотым же замком. И золотым ключиком она открывает замок и сбрасывает пояс… Не это ли пресловутый грех НСЕ? В библиотеке никого, кроме старого библиотекаря, который с порога заверил меня, что я ничего здесь уже для себя не найду – библиотека опечатана, все отправляется в архив на вечное хранение. Я в недоумении. Возможно, ошибся адресом. Выхожу наружу. Рядом павильон – вроде как выставка. Поднимаюсь по ступенькам ко входу и вижу объявление: «мы сами ничего не выставляем; что вы изобразите, то мы и выставим». ОК, но я возбужден, надо как-то снять напряжение. Стемнело. И вот начался фейерверк. Ищу несгоревшие ракеты, но мне не достается ни одной. Что делать? Остается онанизм! Но надо ведь где-то укрыться, или прямо здесь, на людях??