Несогласие прорастало из мелочей. Пытались решать спорные вопросы голосованием, но Алексей всегда оказывался в меньшинстве. Мстил за это мелкими пинками перебежчику-коту.
Не получая помощи, Ольга все решала сама. Звонила уехавшим друзьям. Искала нужных знакомых. Три вечера заполняла какие-то анкеты, когда Алексей отказался их подписать, спорить не стала. Отправила в посольство как есть.
Тот вечер Ольга начала с восклицания «Сегодня!». Ни с того ни с сего. Сидела в своем кресле, стучала по клавишам, потом отправила страницу на печать и воскликнула: «Сегодня!» Алексей оторвался от газеты и обстоятельно ответил:
– Пятнадцатое апреля, две тысячи четвертого года.
– Что – пятнадцатое апреля?
– Ты спросила, какой день сегодня?
– Я сказала, что это должно произойти сегодня или никогда.
– Произойдет что?
– Придумай сложноподчиненное предложение из трех слов.
За три года многое в их жизни изменилось. Алексей покрасил калитку. Про него, в общем-то, все.
Зато дом поменялся. В борьбе за должность алтаря любви победил новый ортопедический матрас. Продавленный диван, в течение двух лет подвывающий каждой пружиной протяжному Ольгиному «оооох», был отправлен доживать свой век за сараем.
Появился в доме телевизор, как-то сам собой, без отдельного на то решения. Телевизор сразу занял половину комнаты и забубнил новостями. Сантехника начала от старости сдавать и при нажатии клавиши спуск присоединялась к какофонии милицейских сирен, которую обильно транслировали по всем телевизионным каналам. В перформанс с удовольствием включался кот со своим двухоктавным «миаву-миаву». Рыжий гений научился подражать сирене так талантливо, что Алексей порой просыпался в ночи от тревожных милицейских трелей где-то в подполе.
После того как кот подался в артисты, гонять мышей стало некому, и они шуршали ночью по кухонным полкам. Однажды заснув перед включенным телевизором, Алексей даже обнаружил перед экраном пару крыс. Дикторша вещала про похищение в особо крупных размерах и гуманность районного суда. Грызуны рассматривали ведущую своими умными черными глазками, понимающе терли мордочки лапкой и окриков Алексея больше не боялись.
Ольга перепрыгнула через пару карьерных ступенек, шагая вверх по профессиональным сертификатам. Теперь в резюме вместо «талантливый дизайнер» она писала «дизайнер сертифицированный», и предложений стало больше.
– Обидно, – делилась Ольга, – дарование интересует издателей меньше, чем бумажка от непонятной конторы.
– А что тут обидного? Ты же сама выискиваешь в магазине сертифицированные продукты.
– Я не продукт, а художник. И на курсах меня не научили, а обрезали под рамку их убогих стандартов.
– Теперь тебе гораздо проще транслировать в массы образ, полученный свыше.
– Откуда свыше?
– Из штаб-квартиры мультинациональной корпорации.
В их гардеробе завелись яркие обновки. Ольга осадила свою воздушность тяжелой бижутерией. Грудь придавила бусами из яшмы: шесть ниток пестрых самоцветов, разбитых на сегменты длинными коричневатыми камнями. Такие камни назывались «чертов палец». Запястья Ольги обросли массивными браслетами. К белой блузке Ольга надевала сережки нежно-розового жемчуга, и этот наряд казался Алексею особенно бесстыдным.
Все меньше Ольга спрашивала, все больше делала. Расшевелить Алексея почти не пыталась – боялась неожиданных вспышек гнева. Любая попытка изменить их жизнь требовала тщательной подготовки.
