– Да ты хоть знаешь, за какие деньги Камиллу Андреевну в Штаты работать приглашали?
– Слышал.
– А она не поехала. Верила, что здесь нужнее. В ее ежедневной работе больше патриотизма, чем во всех речах с высоких трибун.
– Петр Никодимович, ты меня за советскую власть не агитируй. Я такой ученый, что аж хрен крученый. Ты решай по-быстрому, с нами или против нас?
– Да я-то уже решил давно, теперь пусть Алексей решает.
За все время разговора Чистяков к Алексею ни разу не обратился и как бы его не замечал. Алексей тоже не вставил в беседу ни слова, хотя в голове рождались аргументы в пользу обеих сторон. Сформулировав свою точку зрения, Алексей начинал в ней сомневаться, думать над точностью формулировок. Пока он размышлял, беседа катилась дальше без оглядки на позицию Бальшакова.
– Ну, смотри, я предупредил. – Баграт сгреб со стола конверт и с трудом вылез из тесной пластиковой щели. – Алексей, тебя до электрички подвезти?
– Подожди, я сейчас. – Алексей хотел договорить с Чистяковым.
– Жду внизу семь минут. – Баграт направился к эскалатору, шагнул на ступеньку и начал уходить под пол.
Алексей выдерживал паузу, пока за железной гребенкой не скрылась кепка Баграта.
– Мне кажется, можно все по-хорошему уладить. – Алексей присел на краешек стула напротив.
– Алексей Павлович, я вижу, вы уже все решили. Мне с вами говорить не о чем.
– Ну зачем ты так?
– Как так?
– Не по-товарищески.
– А ты, значит, по-товарищески? Ты хоть понимаешь, что твой друган – обыкновенный бандит?
– Мне кажется, ты утрируешь.
– Мне кажется, тебе пора идти.
– Слушай, ты же ничего не изменишь. Бабка не в тренде.
– Следи за языком.
– Хорошо. Камилла Андреевна абсолютно вне системы. Здание у нее все равно отожмут – не я, так другие. И уж лучше я, с университетским дипломом, чем пришельцы с тремя классами образования.
– У тебя осталось три минуты.
– Ты прешь голым задом на танки. Победить невозможно, можно лишь отойти. И спокойно жить.
– Не выйдет спокойно жить под нежитью.
– Это как?
– Беги, опоздаешь.
Алексей похлопал себя по карману, сообразил, что денег на такси до электрички у него нет, побежал к эскалатору, прыгнул на ступеньку, заспешил вниз.
Чистяков пропал. Ремонт храма не продвигался. Ольга работала два дня в неделю.
Время перестало быть плавным. Коротким тире проносились дни от четверга до вторника, и длинно тянулось многоточие от темноты утра во вторник до темного же вечера среды. Пять дней короткого счастья и два дня бесконечного безумия. Чем ярче было счастье, тем глубже погружение в темноту. Тире – точка, точка. Тире – многоточие.
Между отъездами Ольги в доме по-прежнему было уютно, по-прежнему сливались они в единое целое перед желтым глазом камина, по-прежнему ночью тела повторяли изгибы друг друга.
Но сквозь скорлупу, защищавшую их уютный мирок, стали проклевываться новые опасности. Самая страшная называлась «будущее», и все чаще Ольга стала о нем вспоминать. О том, что время идет, что она не молодеет, что у всех ее подруг уже по второму ребенку. А еще про то, что хорошо бы иметь еще один паспорт – так, на всякий случай. И опять же, пусть у их ребенка будет выбор. Алексей соглашался во всем. Но чуть позже, когда наступит время, когда они будут готовы, когда, когда, когда…
Ольга не спорила, но монолит их плоти давал трещину, в узорах горячих углей они начинали видеть каждый свое. В спальне холод непонимания разворачивал их спинами друг к другу.
