Элемент 68 - страница 55

Город ночью щедрый. Пространство, одолженное у человека при свете, город ночью возвращает сполна. Раздвигает горизонт до далеких огней телебашни. Запаляет свечи небоскребов, воткнутые в маслянистые ломти кварталов. Приставляет косые подпорки прожекторов к шпилям сталинских высоток.

Ночной мегаполис похож на освежеванную тушу. Вывернут наружу. Выставил внутренности напоказ. На максимум выводит контрастность в витринах бутиков. Высаживает ярких женщин за окнами ресторанов. Оживляет шторы квартир силуэтами людей, обнаженных до полутени.

Кровеносная система мегаполиса насыщается темнотой. Красные тельца стоп-сигналов пульсируют в артериях магистралей, продираются сквозь тромбы дорожных пробок, рассасываются по тонким сосудам переулков. Ярко-рубиновый центр прокачивает через свои предсердия эритроциты автомобилей, заряжает их и выдавливает через клапаны мостов. Ночной город – это бешеный драйв, пульс сто пятьдесят ударов в минуту, глаза, выискивающие ответный взгляд в барном зеркале. Мегаполис разливает суррогат жизни в кофейные чашки, в запотевшие бутылки, соленые бокалы с долькой лайма и щедро подпаивает злой силой выжатых днем горожан.

Вне города энергия жизни существует в натуральном, непереработанном виде. Сила сочится из земли, свободной от смирительной рубашки асфальта, из деревьев, у которых небоскребы не крадут солнца, из воздуха без свинцовой отдушки выхлопного газа. Горожанин не может жить этой силой, как не могут дышать в воде млекопитающие, покинувшие океан миллионы лет назад. Алексей задыхался разреженным воздухом деревни. Полного вдоха не хватало, чтобы насытить мозг. Сидел, сгорбившись, на ступеньках. С трудом доходил до дровяного сарая. О походе на обрыв даже подумать боялся.

Прошло две недели после захвата НИИ. Про Алексея словно забыли. Трубка молчала, черный джип не приезжал. Алексей знал, что приговорен.

Он больше не встречал Ольгу у калитки. Прятался от света фар в спальне за занавесками. Страх перехватывал горло. Лишь убедившись, что приехал маленький «Пежо», Алексей мог вздохнуть и проглотить спазм. Услышав голос Ольги, страшные видения прятались за занавеску. Ольга пыталась поговорить, понять, помочь. Алексей лишь злился и орал, что она во всем виновата. Ольга плакала. Рисовала углем грустных людей под проливным дождем. Алексею становилось стыдно, он садился на ковер и прятал лицо в ее коленях. Она перебирала его волосы, что-то рассказывала. Как в детстве, когда между страхами мира и маленьким человечком стоит самая сильная и самая бесстрашная на свете мама. Алексей засыпал в объятиях Ольги, но близости не было. Чтобы овладевать, нужен кураж, а Алексей был пустым. Ольга уезжала, и страх опять хозяйничал в доме.

Алексей защищался, расставлял по углам иконы, жег в комнатах освященные свечи, высыпал на пороге соляной крест. За этим занятием как-то застал его Василий.

– Ты что это, дом на зиму засаливаешь? – удивился сосед.

– Бабка научила, – пояснил хозяин, – чтобы нечисть в дом не ломилась.

– Зря продукт переводишь, нечисть, она изнутри лезет.

Сосед оказался прав – ужас не проходил. Истекал ужас из страшного человека и густой массой двигался к лежащему на кровати Алексею. Он пытался бежать, но не мог выпутаться из простыней. Барахтался, пробовал вырваться или хотя бы понять, что его держит. Потом догадался, что держит Ольга. Она лишала его свободы, воли, силы. Она своими тонкими щиколотками оплетала его ноги и мешала бежать от страшного человека. Она была причиной его несвободы. Стоит ему заснуть, и страшные руки проникнут через стену и выжмут в лоскуты острые конусы ее грудей. Он вскрикивал, ощупывал пустую кровать рядом с собой.