от нашего Института и брать уроки тибетского яз[ыка] у ламы. Он преподает немецкий язык полицейским чинам и, получив месячный отпуск, решил провести его у нас в Институте; кроме того, он провел некоторое время с Кельцем, хотя и не очень одобряет его. Отвечено ему было как следует. Без нашего ведома он дважды посетил ламу, прося его давать ему уроки. Лама ответил, как и должен был, а именно что все время его принадлежит Институту, и направил его в Дарджилинг. Мы думали, что он уже уехал, но сейчас пришел Св[ятослав] и сообщил, что он снова был у ламы и вместе с ним пришел наверх и сидит у Юр[ия] в комнате. Послали Яр[ую] спросить, что ему нужно. Белые нитки по черному. Двадцать четвертого было Указано никого не принимать в этот день, именно он и пришел, тоже знак. Навязчивость изумительная. Слух об отъезде Кельца с Рупчаном подтвердился из многих источников. Ли переслал ему в Америку деньги, полученные им здесь. Сегодня и Бэнон пишет, как всегда последний, об отъезде двух приятелей, они поехали через Японию и собираются в Америке в разных городах выставлять собранные ими здесь вещи, а затем летом или же осенью вернуться сюда. Интересно!! Это же известие привезли и Маны. Пришел Яр[уя], продал немцу за 13 руп[ий] три номера журнала, тот, видимо, думал получить даром, ибо первому немцу – Ганзену – Св[ятослав] подарил их. Немец пришел прощаться. Последняя почта из Ам[ерики] не принесла новостей. Пришло довольно бессодержательное письмо от Шкл[явера]. Между прочим, он пишет, что ты одобрил внешность книг «Сердце» и «Мир Огненный». Хочу запросить его – а как же знак? Что сказал Н. К. на такую небрежность с его стороны? Жду не дождусь книг этих. Надеюсь, Вы не забыли указать ему послать немедленно по одному экземпляру простой почтой? Все думы с Вами. Что у Вас? Сказано: «Пока не будет действовать явление Вашингт[она], будем воздерживаться от похвалы. Нам нужны действия»
[133]. Значит, Вл[адыка] недоволен действиями Шаткого и Друга.
Любимые мои, почта уходит сегодня, потому должна кончать, в пятницу же все закрыто по случаю Страстной пятницы. Шлю Вам всю любовь и нежность мою, берегите себя. У меня тоже новые напряжения в центрах и частое головокружение. Псих[ическая] энергия летит к Вам. Продолжаем утверждаться в чудесном спасении страны, чудо у дверей.
Знаем о Мудрости Ф[уямы] и мужестве У[драи]. Знаем о чуде, явленном группе почитателей Н. К. Очень чувствуем уход Ф[еликса] Д[енисовича], так грустно на сердце. Ушел прекрасный дух!
Передай мои самые сердечные мысли и пожелания нашим близким сотрудникам. Не успею с этой почтой написать им. Друг, видимо, не очень активен. Как дело со Знаменем?
27 февр[аля] я слышала, что один из сотр[удников] при смерти, и очень этим взволновалась, но почему-то убедила себя, что это Ман. И в ночь на наше 28-е через месяц умер Лукин.
17
Е. И. Рерих – Н. К. и Ю. Н. Рерихам
3–4 апреля 1934 г.
«Урусвати»
Родные сокровища мои, Пасик и Юханчик, сегодня получили Ваши милые письма и карточки с парохода; очень нравится мне та, где вы вдвоем. Такие значительные, положительные и сильные лица! Также пришли первые заметочки от наших о Вашем приезде. Пишут с большей радостью и любовью. Дай Бог, чтобы сознание их прониклось неимоверной важностью происходящего и грядущего. Все должно быть совершено с такой быстротой. Твердость, мужество и торжественность. Чудо у дверей!
