Людишки еще суетились у конюшен: на заре охота, – но больше во дворе замка никого не было, ночь ведь. Со стражниками у Агнес тоже хлопот не было. Он подошла к ним и сказала, ткнув одного пальцем в переносицу:
– Спи. – А второму велела: – Отопри мне ворота.
И тот молча подчинился. Так она вышла из замка. Уже вскоре девушка была в лесу, на том месте, где ее ждали Сыч и Игнатий. Она быстро и с удовольствием сбросила в темноте мерзкую одежду мертвой бабы, приняла новый вид и надела свое платье.
Ей было хорошо и весело. Но прежде, чем отправить письма господину, нужно было убедиться, что дело сделано. Нужно пару-тройку дней подождать. Агнес незамеченной вернулась в свои покои в трактире, где, раздевшись, с удовольствием накинулась на остывший уже ужин, что ждал в покоях, и после пошла спать. Ей, конечно, не терпелось узнать результаты, но до утра граф одежду не наденет, так что она легла и спокойно заснула.
Для него не было ничего хуже, чем ждать. Уже горожане принесли требуемые деньги. Еще бы они не принесли… Четыре сундука, полные мешков с серебром. Кавалер сразу даже считать не стал, потом. А стал разговаривать с горожанами, как добрый отец говорит с любимыми чадами:
– Зла на вас у меня нет, коли честны вы, то и я честен с вами буду, скажите купцам всем, пусть открывают торговлю, пусть корабли пригоняют, товары везут, ни один из моих людей вашим гостям и местным честным людям зла не учинит.
Горожане вроде как кланялись и благодарили, но губы поджав и слова признательности произнося как сквозь зубы. А Волков, их неприязнь видя, понимал их: пришлось горожанам много серебра отдать, чего же им радоваться.
А лагерь уже оброс частоколом, ощетинился рогатками, отгородился рвом, став на вид орешком крепким, а Эберста и Пруффа все еще нужно было ждать. Сундуки с серебром Волков отправил на свою землю, в Эшбахт, оставив у себя в войсковой казне всего пять тысяч. А кроме серебра, еще одна большая удача его ждала. Среди захваченных в лагере вещей нашлись две отличные, новые чугунные кулеврины. Пушки были длинные, свежего литья, и четыре бочонка ядер к ним. Пушки эти даже на вид были мощнее, злее, чем его кулеврины, и калибром чуть больше, вот только лежали они в телегах, а не на лафетах. Лафетов не было, видно, еще не привезли горцы. Ничего, Пруфф приедет, придумает что-нибудь. Но ни деньги, ни новые пушки не отвлекали кавалера надолго от ощущения, что время уходит, утекает, и каждый прошедший день, нет, не делает его слабее, но точно усиливает врага. Горцы через день, или через два, или через три переживут потерю лагеря, переживут и разгром отряда. Переживут и озлобятся, захотят отомстить, отбить лагерь и станут собирать еще больше людей, чем планировали по первости. Он уже на третий день не смог усидеть в лагере и поехал с разъездом на юг. Посмотреть дорогу, по которой собирался наступать.
Брюнхвальд и Роха генерала отговаривали: не дело первого офицера, вождя, в которого верят солдаты, таскаться в рекогносцировки. Разъезд запросто может налететь на врага, на засаду, кавалеристы к этому привычны, приучены сразу обращаться в бегство при малейшей опасности, а генерал и его выезд могут и не сообразить, ввязаться в ненужную стычку. Но он все равно ездил, потому что не мог сидеть в лагере, чувствуя, что время уходит, как вода сквозь пальцы.
А тут еще приходил к нему Кленк поговорить. И о чем же мог говорить ландскнехт, как не о серебре. Пришел и начал издалека: мол, людишки его оскудели, хотят знать, можно ли пограбить городишко Милликон. Городишко-то богат, сам мал, а ярмарка в нем большая. Вон какая пристань тут длинная. Волков ему сказал, что грабить здесь никого нельзя. Нельзя, собираясь идти в середину горской земли, оставлять в тылу взбешенные грабежом города. И велел капитану, чтобы люди его были с местными ласковы. Тогда Кленк стал спрашивать: не причитается ли его людям серебра из тех сундуков, что привезли генералу горожане. На что Волков напомнил ландскнехту про законы воинские, которые гласили, что помимо платы солдатам принадлежит только то, что взято ими на меч. Например, все имущество в лагере, включая хорошие пушки, которые Волков у солдат непременно выкупит. А те подарки, что горожане делают генералу, солдат не касаемы. Кленк ушел недовольный, а Волков, глядя ему вслед, думал о том, что не будь ландскнехты так жадны и своевольны, то не было бы солдат в мире лучше.
