Нью-Йорк (как и вся Америка) напоминал Евгению какого-то недалекого, бесконечно высокомерного богача, слишком гордого и занятого, чтобы регулярно принимать ванну, менять белье и даже просто следить за своим здоровьем.
Миновав стайку игравших в ковбоев мальчишек и мусорные баки, в которых опять судорожно рылась чокнутая кошатница, Евгений зашел в знакомый подъезд, поднялся по устланной рыжей затертой дорожкой лестнице (стремления к комфорту везде и всегда у американцев не отнять) на третий этаж и позвонил в знакомую с латунным номером дверь.
– Who’s there?
– Me, honey!
Лара знала, что это он, но в последние недели безостановочно и назойливо практиковала английский.
– How was it?
Она была во фланелевой клетчатой, похожей на брючный костюм пижаме, которая часто заменяла ей домашнюю одежду, и тапочках.
– Давай по-русски, – улыбнулся Евгений. – А то я его уже начал забывать.
– O’kay. Так как оно? О, какие цветы, бо-оже!
Евгений передал Ларе букет и сделал туманный жест, давая понять, что ничего достойного внимания не произошло.
– Смешно. Похоже на мои первые салонные поползновения. Зал человек в двадцать и только одна п…
– Кто?
– Поклонница, – вынужденно докончил Евгений.
