Мне кажется, им всем, приезжавшим издалека, действительно было интересно мое мнение об этих рисунках и, конечно, не потому что я производил впечатление какого-то эксперта в живописи, а именно потому, что я был местным.
Одна картина мне запомнилась особенно. Её нарисовал пожилой мужчина с длинными вьющимися седыми волосами, волнами спадавшими на плечи, закрывая часть посиневшей татуировки-узора на левом плече. Впервые я увидел наш брох в таком виде. Художник стоял к юго-западу от руин, и с помощью масла запечатлел их с фотографической точностью, с тем отличием, что источник света был не на небе, как я привык видеть это на других рисунках и картинах, да и, собственно, в жизни – на его картине царила ночь, луна и звезды ненавязчиво направляли свои серебристые лучи на полоску воды на горизонте и на холмы, серебряные звезды усеяли всё безоблачное небо, в центре композиции возвышалась крепость из тёмного камня. Жаль, я не додумался тогда узнать имя художника, наверняка сейчас эта картина висит в далекой галерее, а я даже не знаю её названия, чтобы поискать репродукцию. Уверен, что он был профессиональным художником, а не любителем, и отчасти алхимиком, примешавшим в свои краски нечто, заставляющее светиться не только звезды, но даже мох на камнях излучал на этой картине призрачное сияние. Пропорции крепости были сохранены – шесть метров в высоту, внешний диаметр 13 метров, самый длинный камень во всей кладке венчал арочный вход, и частично сохранившаяся на северной стороне стена на втором этаже. В центре второго этажа был разведен небольшой костер, служивший основным источником теплого света, а вокруг костра, взявшись за руки, танцевали молодые девушки – феи. Их светлые волосы развевались на ветру, как и ткань платьев из полупрозрачной паутины, в которой оранжевым и розовым цветом преломлялись отблески костра, их миниатюрные белые ножки почти не касались пола, и пусть за спинами у них не было крыльев, как у бабочек или стрекозок, казалось что они летят и касаются пальчиками ног холодного камня лишь для того, чтобы не шокировать неподготовленного зрителя, который наверняка притаился неподалеку и зачарованно наблюдает за чудесным танцем.
– Сам я этот танец, конечно, не видел, но уверен что так оно и происходит, – сказал он, – и мне кажется, плясуньи не обиделись бы на то, как я их изобразил.
Я же смотрел как завороженный и со всем соглашался. Я видел много сказочных картин, даже в моей комнате висела репродукция, на которой был запечатлен играющий на флейте гном, но ни одна из сказочных иллюстраций никогда не поражала меня так сильно своей реалистичностью. Наверно, секрет заключался в том, что я видел не незнакомое место, которое художник скорее всего выдумал, а реальное, хорошо знакомое мне место. Сейчас детей постепенно готовят к мысли, что пора уже перестать верить в сказки, но этот случай убедил меня в обратном. В наше время даже пастыри сомневаются в реальности библейских историй о великанах и чудесах, и предпочитают говорить об этом как о метафорах, уделяя больше внимания нравственным аспектам. Я смотрел на крепость и холмы за ней и ждал возвращения пиктов, а седовласый художник ожидал явление фей, конечно, он знал что они вряд ли осчастливят его своим появлением и решил сделать первый шаг навстречу со своим мольбертом и красками. Эта встреча показала мне что на самом деле, становясь взрослее, я вовсе не обязан отрекаться от множества чудес, окружающих меня.
