Как уже говорилось, бывал я там не особенно часто, но эти прогулки мне очень запомнились. Однажды для своей научной работы меня сфотографировал на фоне руин один писатель-историк. Тетя, сопровождавшая меня, была не против. Но как же она была довольна, когда привезла из очередной поездки в город новый ежеквартальный исторический журнал, где на половине страницы была помещена фотография броха, сделанная со стороны входа, рядом с которым стоял я в армейской оливковой рубашке и в горных ботинках подросткового размера. Здесь мне была отведена важная роль – мой силуэт был продублирован на контрастной прорисовке строения с подписью роста на тот момент. Сама статья посвящалась вопросу о росте пиктов и, как и вся научная литература о пиктах, лишь поднимала новые вопросы об этом народе, в очередной раз напоминая, что всё, что мы о них знаем – это то, что на самом деле ничего не знаем о пиктах. Журналов тогда тетя привезла даже два, один она отправила по почте моим родителям и они до сих пор его хранят.
Наверно я слишком увлекся рассказом про это место, но всё дело в том, что оно покорило меня. Я чувствовал себя присматривающим за крепостью на время отсутствия пиктов.
Но, вернемся к рассказу о самой деревне. Приехав сюда, мы месяц весело жили вчетвером, а затем, по окончании отпуска, родители уехали обратно в город. Конечно, поначалу я не хотел оставаться, о чем несколько раз заявлял, но скорее это было нежелание расставаться с родителями, чем неприязнь к новому месту. Родители старались приезжать хотя бы раз в две недели и, в принципе, этого мне хватало. Жизнь постепенно вошла в своё новое русло. А свежий воздух и антидепрессанты с транквилизаторами сотворили чудеса – и вот я уже стал засыпать всего в 2 часа ночи, а вскоре сон нормализовался, и через два месяца таблетки уже были не нужны.
В деревне была только начальная школа, поэтому приходилось ездить в ближайшую среднюю школу мимо нескольких соседних деревень. Влиться в коллектив в середине учебного года особого труда не составило, ибо здесь училось много детей, живущих ещё дальше от школы, чем я, и перевод в школу нового ученика посреди зимы никого не удивил. Ничего особенного про обучение вспомнить не могу, было оно довольно скучное и серое, даже внешне школа была скучной кирпичной новостройкой. И я завидовал деревенским младшеклассникам, ведь они учились в небольшом здании из белого камня с розоватыми вкраплениями, обнесенном каменным забором. А главное, что из окон нескольких кабинетов можно было любоваться чуть покосившимся со временем пиктским камнем, на котором были высечены воины, змеи, лунный серп со стрелами и другие таинственные знаки, которые нам, наверно, никогда не суждено разгадать.
Вся местность состояла из двухэтажных, изредка трехэтажных домов из светлого камня, некоторые обшивали второй этаж досками и выкрашивали их в желтый, зеленый или красный цвет. Наша деревня была довольно крупной – население почти пятьсот человек, на мой взгляд почти идеальный населенный пункт, не переполненный благами цивилизации, но и не заброшенная глушь, откуда все стремятся уехать.
После города казалось непривычным что по утрам в окно видно солнце, ибо в городе наши восточные окна выходили на многоэтажки, и увидеть солнце можно было только в отражении окон соседнего здания, когда оно уже начинало садиться.
