Ельник - страница 19

– Кстати, Дауд из сказки, ну, в честь которого я тебя назвала – он умел создавать огненные шары. Ты так можешь?

– Нет, госпожа.

Мара вздохнула и, чуть подпрыгнув, уселась на перила. Они пыльные: княгиня здесь никогда не ходила, поэтому протирать их незачем. Зато все перила в главных залах оставались идеально чистыми.

– Пожалуйста, отвечай чуть более подробно. Вопросов у меня меньше не становится. А если ты будешь говорить немножко больше, то я не буду тебе так надоедать своими расспросами.

– Вы не надоедаете.

Мара медленно покатилась. Необработанное дерево перил, кажется, оставило щепки в ее бархатном платьице. Зато Дауд мог идти быстрее.

– Так в чем суть твоей магии? Что конкретно она делает, если не огненные шары?

– Это сложно объяснить. Я могу заставить кости расти и охватывать все тело жертвы. Но, в конце концов, их структура меняется настолько, что они перестают быть костьми.

– А обратно собрать их можешь?

– Нет.

– И в чем тут разрушение? – Мара посмотрела на стража огромными серыми глазами. – Кости растут. Деревья растут. Это созидание.

– После этого существо не может жить. Но вы верно уловили суть. Хоть прекращается жизнь, появляется нечто новое.

– У меня был стеклянный калейдоскоп, – Мара совершенно не впечатлена рассказами о непонятной магии Дауда. Огненный шар впечатлил бы ее куда больше. – Он разбился, склеить уже не получается. Мне бы очень пригодился кто-то, кто умеет хоть немного созидать вещи.

На улице стояла приятная прохлада. Мара вприпрыжку бросилась к еловым ветвям, которые ласковыми тяжелыми лапами спускались к земле. Они вовсе не колючие, как будто прабабушка знала, что в них будут играть дети. Росли здесь и лиственные деревья, в них селились птицы, но с приближением людей они замолкали. Зато если долго сидеть в высокой траве около пруда или замереть на деревянном мостике над кувшинками, то все живое забывает о присутствии человечков. Снова поют птицы, стрекочут кузнечики, белки собирают запасы на зиму. Некоторые даже бесстрашно подбегают к ладоням, обнюхивая их с любопытством и опаской.

Сад огражден высоким металлическим забором с холодными серебристыми прутьями. Они тонкие и выглядели хрупко, но их невозможно сломать или погнуть. Ворота обычно закрыты, но для ребенка это не преграда, ведь маленькая девочка без труда пролезала между прутьев. А если ей было нужно, то она вежливо просила пожилого сторожа открыть ворота, и он, хитро подмигивая, доставал медный ключ.

По ту сторону забора играли дети. Они догоняли друг друга, касались кончиками пальцев плеч, спин или голов (до чего могли дотянуться), и роли менялись. Увидев Мару, они не отреагировали, даже, скорее, напротив, стали постепенно отдаляться от ворот. Нет, они вовсе не были неприветливыми или грубыми, наоборот, для детей прислуги стало бы честью играть с княжеской дочкой. Только вот Марена не питала интереса к шумным компаниям. Она ждала одного конкретного человека.

И навстречу выбежал Марк. Единственный, с кем Маре интересно и приятно гулять – сын придворной работницы. От мамы он получил веснушки и жесткие кудри; между зубов у него смешная щербинка, из-за которой он иногда посвистывал в разговоре. Марк спокойный, худой, редко смотрит в глаза, не шумит, не касается ее без дозволения. Удобный. Мягкий. Похожий на нее. Он легко прошмыгнул между прутьев забора, а старик-сторож сделал вид, что задремал, чтобы лишний раз не ругать детей.